Томико еще тянула паузу и смотрела на Альдис так выжидающе и пытливо, что та даже задумалась, не упустила ли она какую-нибудь важную деталь ритуала знакомства.
— Э-э-э… очень приятно, — добавила девушка, чтобы прервать затянувшееся молчание и, решив, что исполнила свой долг вежливости, повернулась к двери.
— Ты не сказала, из какого ты Дома, — напомнила Томико.
А! Так вот что ее тревожит. Ну, по знатности Альдис и не собирается с ней конкурировать.
— А я и не из Дома. Мой отец был просто эрл.
— Тогда кому присягал глава твоего рода?
— Насколько я знаю, никому, кроме конунга. — Альдис чуть не засмеялась, представив эрлу Ауд, дающую вассальную клятву. Прямо в заштопанном платье, заляпанном рыбьей чешуей.
— И ты никому не приносила клятвы? — продолжала допытываться ниронка.
— Нет.
— Это хорошо. Тогда ты можешь стать моим вассалом, — объявила Томико.
— Ты это серьезно?
— Да. — Томико кивнула с важностью. — Присягу на верность Дому Белой Хризантемы может дать любой воин, вне зависимости от знатности его рода. В войске моего отца не каждый самурай носит громкое имя, но трусов среди них нет, и он со всеми одинаково любезен и милостив.
— Звучит соблазнительно. — Альдис мужественно сохранила серьезное лицо, хотя смех так и распирал ее изнутри. — Но я, пожалуй, откажусь.
— Почему?
— Потому что не хочу.
Томико недовольно сощурилась:
— Ты хочешь присягнуть другому Дому?
— Я вообще никому не хочу присягать.
— Послушай! — Голос ниронки зазвучал выразительно и даже страстно. — Думаешь, нас просто так поселили всех в одной комнате? Сейчас все майноры Горних Домов собирают вокруг себя вассалов. Вассальная клятва даст тебе защиту и позволит войти в наш Дом. Ты не сможешь быть одна. И мы не потерпим в нашей комнате чужого самурая.
Альдис на секунду задумалась. Не было ли это правдой? Еще на корабле девушки собирались в группы, враждовали и заключали союзы, но тогда ее это мало интересовало. Означало ли данное отцу обещание «не высовываться», что она должна примкнуть к группе Томико и произнести вассальную клятву?
Но Альдис до смерти устала плясать под чужую дудку. С нее хватило эрлы Ауд, подчиняться незнакомой девчонке, которая не имеет за душой ничего, кроме знатного имени, — это уже перебор.
— Я не буду ничьим самураем. Ты вообще слышала, что сказал наставник? На Виндерхейме все эти штучки-дрючки с Горними Домами не имеют силы. Так что отвяжись от меня. Иди вон сержанту Кнутсдоттир предложи вассальную клятву принести.
Наградой за последнюю колкость стала робкая улыбка на лице Хитоми и ярость Томико.
— Ты совершаешь ошибку, — произнесла она свистящим шепотом. — Дочери худородной свиньи была предложена великая честь. Но в следующий раз тебе придется очень долго упрашивать, чтобы я приняла твою клятву.
«Какого йотуна! — подумала Альдис. — Отец бы меня понял».
— Отвяжись, а? Все знают, что когда турсы громили дворец микадо, на островах вашего Дома не осталось ни одной пары чистых хакама. Нет большего позора для эрла, чем служить Дому Белой Хризантемы. Если у вас есть хоть капля мозга, — теперь Альдис обращалась к трем девчонкам-«вассалам», которые молча стояли рядом, — то вы пошлете эту каракатицу с ее клятвами в Мировую Язву вместо того, чтобы таскаться за ней и целовать ее именитую задницу.
Иногда на Альдис накатывало… В такие минуты ее рвало словами — злыми, ехидными, переполненными ядом и насмешками. В такие минуты она действовала не рассуждая и не думала о последствиях. В такие минуты она вообще не думала. Она была как взведенный арбалет, как заряженная баллиста. Кто-то незримый и неощутимый спускал тормоз, отпускал рычаг, и она становилась стрелой, становилась словом, движением, ударом, плевком, толчком, криком…
Но расплачиваться за это приходилось всегда.
В комнате повисла тяжелая пауза. Томико побледнела и до хруста сжала зубы. Альдис плюхнулась на кровать. Как и всегда после таких вспышек, накатила слабость.
«Кажется, сейчас придется драться, — мелькнула мысль где-то на краешке сознания. — Только бы мундир не порвали…»
Шесть ненавидящих раскосых глаз прожигали ее насквозь. И еще — скользнул интерес в безразличных глазах Хитоми.
«Зря я все это сказала. Теперь не высовываться будет сложнее…»
Томико молчала, остальные девочки вопросительно поглядывали то на нее, то на Альдис.
«Интересно, справлюсь ли я одна с ними всеми?»
— Мы заставим тебя жрать землю, выть от боли, ползать, рыдать и просить прощения, — наконец прозвучали слова Томико. — Ты проклянешь тот день, когда осмелилась запачкать своим грязным языком имя Горнего Дома…
«Нет, без оружия я со всеми не справлюсь».
— Ну, давай, — угрюмо согласилась Альдис. — Вы, ниронцы, похоже, только вчетвером на одного побеждать умеете.
— Я накормлю тебя помоями и в одиночку!
«О! Это уже хорошо. Если я побью ее, все эти игры в Горний Дом можно будет прекратить».
— Не дело сюзерена марать руки о зарвавшегося смерда, — раздался голос молчавшей до этого Риоко. — Для того существуют вассалы. Пусть твой самурай накажет наглеца.