Птичье гнездо

Я считаю себя порядочным человеком. Не то что ваши нынешние слюнтяи-доктора, которым стыдно смотреть в глаза пациенту, с тысячей названий для всякой чепухи и тысячей лекарств от несуществующих болезней. Нет, я считаю себя порядочным человеком, и нас таких немного осталось. Больше всего меня воротит от юных павлинов, которые только стали врачами, а уже распускают хвосты, разве что неоновых вывесок со своими именами не вешают или лотерей в приемной не устраивают. Во многом поэтому я стараюсь систематизировать свои записи о мисс Р. – возможно, они станут руководством для одного из таких юнцов. Помню, я как-то рассказывал покойной жене шутку про пациента, в которого врач вкладывает душу. Впрочем, и ее ваши мозгоправы с их сновидениями и Фрейдами могут истолковать неверно. А ведь некоторым из них я когда-то помог появиться на свет. Приятно знать, что исключительный случай мисс Р. разгадал и оставил для всех в записях порядочный человек. Мне самому, по крайней мере, приятно. Я не стану извиняться за свои взгляды как врача, а вот стиль их изложения, вероятно, оставляет желать лучшего. Свой отчет я предваряю словами, которые повторяю более сорока лет: порядочный доктор порядочен во всем, и его забота о здоровье пациента не зависит от оплаты счетов. Моя практика сошла на нет, поскольку большинство пациентов уже мертвы (очередная шутка; привыкайте, дорогой читатель, я человек с прихотями, и юмор – одна из них) – от того, разумеется, что встретили старость на моем веку, а я, служитель медицины, их пережил.

У Теккерея в «Эсмонде» (буквально на днях видел) сказано, что тщеславие – сильнейшая из всех человеческих страстей. Я столько раз в своей жизни перечитывал эти строки и могу сказать, что хороший писатель сродни хорошему врачу. Честный, порядочный человек с чувством собственного достоинства, чуждый мимолетных увлечений и слабостей, он стремится сделать лучшее из того, что ему дано, а дана ему человеческая природа – далеко не самый прочный материал. И все же у меня, как и у Теккерея, есть то, чем я горжусь, и то, перед чем не могу устоять, и склонность воображать себя большим писателем занимает в этом списке не последнее место.

Тем не менее, когда я впервые увидел бедную мисс Р., мне было не до шуток. На прием ее записал Райан, и, по правде говоря, сначала она не вызвала у меня расположения, показалась угрюмой. Юные особы, которые якобы умеют определять характер или предсказывать судьбу по одному только внешнему виду, назвали бы ее застенчивой. Бесцветная – это слово пришло мне на ум при взгляде на мисс Р. У нее были темные волосы, гладко зачесанные назад и собранные заколкой или лентой, карие глаза, длинные, изящные кисти, которые она спокойно сложила на коленях, в то время как нервные девицы обычно теребят перчатки или сумочку. Сейчас, увы, так уже не говорят, но я бы сказал, что мисс Р. выглядела как леди. Платье соответствовало ее возрасту и положению: темное, аккуратное, совсем не нарядное и даже – хотя мне оно тогда понравилось – немного чопорное. Она говорила низким, ровным голосом и производила впечатление образованной девушки. Не припомню, чтобы она хоть раз искренне засмеялась, впрочем, когда мы познакомились ближе, я часто видел ее улыбку.

Симптомы мисс Р. – приступы головокружения, периодическая абулия[1], потери памяти, паника, страхи и недомогания, из-за которых она не могла работать, вялость, бессонница – свидетельствовали об остром нервном расстройстве, возможно, истерии. О них мне честно доложил этот обаятельный мерзавец Райан, к которому семья обратилась, когда проявления нервного расстройства девушки стали очевидными. Как и в большинстве семей, в этой, состоявшей, впрочем, из одной только тети средних лет, предпочитали не замечать явных признаков невроза, всячески оправдывая пациента, пока дело не зашло слишком далеко. В одной семье родители сознались, что их обожаемый сын с детства страдает лунатизмом только после того, как парень сбежал, прихватив из отцовского сейфа несколько тысяч долларов. Так или иначе, Райан, пребывавший в растерянности, ибо мисс Р. не помогали его обычные средства (тоник, успокоительные, послеобеденный отдых), и знавший мой интерес к загадкам человеческой души (хотя я не перестаю повторять: я не один из этих ваших психоаналитиков, а обычный терапевт, который считает, что болезни души существуют наравне с болезнями тела и незачем забивать голову такой скромной и порядочной девушки, как мисс Р., вашей психоаналитической чушью), договорился со мной о приеме.

Мисс Хартли, моя медсестра, записала имя пациентки, ее адрес, возраст, другие необходимые данные, и все это было в карте на моем столе, когда пришла мисс Р[2].