Птичий глаз

Дверь распахнулась, и на пороге появилась Сорока. Хмурясь, она окинула всех взглядом, а после развернулась всем телом, показывая то, что принесла из города. Белый комок сидел в ее руках смирно и ожидал, пока его представят новой семье. Черные пуговицы глаз, как и у Сороки, удивленно смотрели на гостиную, а розовый язык вываливался из пасти. Глухарь медленно поднялся с дивана и подошел к девочке. Щенок радостно взвизгнул и быстро завилял хвостом.

— Я знаю, что это не Чапа. И она не заменит ее. Но я надеюсь, тебе будет не так грустно, если у тебя появится новый друг. — Сорока поставила белого щенка на пол.

— Спасибо, — Глухарь положил руку на плечо Сороки. — А у меня для тебя тоже есть хорошие новости. Теперь я тоже птица. И я договорился с ними, чтобы они больше не ругались.

— Спасибо, добрая мудрая птица. — Сорока грустно улыбнулась и коснулась рукой бороды Глухаря. — Только они все равно будут, я это знаю. — Она нахмурилась, а потом удивленно взглянула на Глухаря. — Если ты теперь птица, это значит, что ты с нами навсегда?

— По крайней мере, до самой смерти. — Глухарь потрепал щенка за ухом. — Придумаем ей кличку?

— Она похожа на плюшевого медведя. У меня был такой в детстве.

Гнездо ожило, задышало и словно зажило собственной жизнью. Оно перестало походить на дом Филина и уж точно не имело ничего общего со зданием. Оно стало больше, чем просто дом. Гнездо питало энергией, дарило новые силы и стало чистым полотном для лоскутного одеяла, которое Сокол начинал шить. Собрать эти четыре кусочка между собой было непросто, и нитка рвалась уже несколько раз. Но пока игла остается целой, а пальцы на месте, он будет продолжать шить. Лоскутки подходили не все, и еще много лет он не сможет найти подходящие. Каждый лоскуток должен быть особенным, по-своему изувеченный, тот, который нуждается стать частью этого одеяла. Ради того, чтобы стать его частью, лоскуту придется оставить все позади и оборвать старые нити. Но иногда это стоит того, чтобы хотя бы на немного почувствовать себя частью этого безобразного, но теплого одеяла. Однажды Соколу повезет, и он найдет двойной лоскуток, что так отчаянно жаждет оторваться от прошлого. А более десяти лет спустя он подберет лоскуток от домашней пижамы, что станет последним куском картины. Ну а сейчас Сокол все еще пытается надежнее пришить к себе три разных лоскута, что не подходят ни по размеру, ни по материалу.

Глава 31. Гнездо

«…Жизнь бесполезна и черна.

И в голове дурные мысли,

сперва о смерти — до хрена,

а после заново о жизни…»

Романс. Борис Рыжий.

Серые здания, вымокшие от проливного дождя, возвышались со всех сторон и напоминали, что они и есть хозяева улиц, кто видит все. Они смотрели со всех сторон, словно софиты, и знали о каждом происшествии на улицах города. Они были величественны и беззащитны одновременно. Как быть с властью оставаться всевидящим и вечным, когда все, что осталось — это наблюдать за происходящим без единой возможности вмешаться в череду событий. Словно Всевышний, они могли лишь сочувствовать отчаянным и обреченным и благоволить свободным и счастливым. В любом случае им всем светит лишь один путь.

Выйти в город требовали обязательства. Совесть изнывала от желания найти хоть что-то, что сможет помочь Птицам. Щегол не знал, что они ищут, но убедиться, что по улицам города не разбросаны трупы, на которых восседает Огинский, было просто необходимо. Хоть что-то должно было остаться на своем месте. Даже если Птиц больше нет, а Гнездо — это просто домик в лесу, то история еще не закончена, и было просто необходимо найти зацепки, как ее завершить. В голове все это звучало намного проще, чем на деле, ведь встреться Щегол лицом к лицу с Огинским, ему было бы нечего сказать. Вопрошать, что и к чему, было излишним, и станет только хуже от осознания, что чья-то жизнь является ценой для какой бы то ни было цели. Раньше Щеглу было трудно вообразить, как этот улыбчивый Огинский может оказаться безжалостным убийцей, но сейчас в голове все чаще появлялась картинка, как он скалится, и маска доброжелательности слетает с лица.

— Я замерзла, — Сорока скрестила руки на груди.

— Возьми мою куртку, — Щегол обернулся на нее. — Или можешь подождать в какой-нибудь кафешке, пока я обойду здесь район.

— Да ладно, — она слегка улыбнулась. — Я не так сильно замерзла, — Сорока подошла к Щеглу и взяла его под руку.