Сизый был еще в Гнезде, и потому на остановку они отправились вдвоем. Шли по лесу они молча, терзая себя схожими мыслями. Щегла не покидала идея шагнуть навстречу к Ласточке, даже если придется проделать десять шагов, прежде чем получить какую-то отдачу. Не из сердечных побуждений, а потому, что она выглядела до боли одинокой и разбитой. Возможно, шагая по этой дорожке, он будет истерзан ветвями терновника, что так оберегают Ласточку от постороннего вмешательства. Но будет глупо оставаться в стороне, когда можешь протянуть руку. Если не помощи, то хотя бы поддержки.
— Щегол, запомни, мне ты можешь доверять и рассказывать обо всем, — по дороге до бабы Зины Сизый решил начать диалог. — Понимаешь, это как в песне Ларисы Долиной. Главней всего погода в доме, а остальное — суета. Нам важно знать, что происходить во главе, чтобы предвидеть дальнейшие действия.
— Я не совсем понимаю, как это работает. У нас же вроде у всех одно дело.
— Ну, смотри, — Сизый остановился и начертил в воздухе силуэт. — Сокол — директор школы. Ему можно рассказывать о таких вопросах, где больше никто не поможет. Ласточка — классный руководитель. Сначала к ней, а если она не поможет, то к Соколу. Я — твой сосед по парте. Со мной можно говорить обо всем.
— Получается, Сорока и Чиж тоже одноклассники.
— Чиж скорее заучка-стукач, а Сорока — хитрая подлиза, — Сизый посмеялся. — Так что им лучше не надо. Только через меня.
— А Глухарь?
— А Глухарь — дворник, — Сизый махнул рукой. — Ему вообще без разницы, что в школе происходит, лишь бы дом не взорвали.
Издалека виднелся зеленый забор бабы Зины, и у Щегла трепетало внутри от волнения. Он надеялся, что она не припомнит ему ту разбитую банку по осени. В идеале ему бы достичь таких же взаимоотношений с ней, как и у Сизого, потому что если вдруг ему придется однажды в одиночку приходить в город, неплохо было бы иметь знакомые лица. Как только рука Сизого коснулась калитки, так сразу, откуда не возьмись, выросла невысокая старушка и тут же ухватилась за его руку.
— Живо в дом! — она затолкала Щегла и Сизого за ограду, а сама осмотрелась по сторонам и вошла за ними.
Сизый хотел что-то спросить, но старушка тут же приставила палец к губам и повела их в свою маленькую избушку. С их прошлого визита мало что изменилось. Только печка топила жарче. Как только они оказались на небольшой кухоньке со столом у окна, старушка выдохнула и перекрестилась.
— Баб Зин, может, расскажешь, что случилось?
— Беда, мальчики, — она обхватила голову руками и еще раз сильно вздохнула. — По вашу душу у нас тут приходили.
Лицо Сизого вначале помрачнело, а после приобрело озлобленный вид, чем он напомнил Сокола. Щегол же изо всех сил пытался унять сердце, что предательски стало выскакивать из груди. Их хотят убить? По-настоящему убить? Это не игра?
— Рассказывай, — Сизый облокотился на стол и придвинулся ближе к старушке, словно их мог услышать кто-то, кроме Щегла. — Последовательно и без причитаний.
— После Нового года на площади у почты украсили усе, детки там ходили, и людей полно было. С утра иду на почту, за пенсией. Тихонько все, людей нет. Выхожу к площади, а там, — баба Зина прикрыла рот рукой. — Прямо на стенде с объявлениями, куда обычно лепят, когда воду иль свет отключат. Прямо на стенде голова висит. Кровищи внизу, ой, — она снова прикрыла рот рукой.
Щеглу показалось, что прямо сейчас его стошнит прямиком на стол. Он повторил за старушкой и зажал рот рукой. Голова закружилась, и хмурое лицо Сизого замельтешило размытыми картинками.
— Баб Зин, чья голова?
— Курицы! А сверху краской написано: «Птиц на стол, свободу во двор».
Легче от того, что это была голова курицы, не стало. Вопрос времени, когда птичья голова замениться на голову одного из Птиц. Не стоило и строить догадки о том, что к этому причастны и наркоманы, неизвестный Герман, и те, кто рисует мишени. Только вот, кто это, догадок совершенно не было. По крайней мере, у Щегла. Быть может, Сокол уже давно знает, кто ставит им палки в колеса и хочет убрать с дороги. Только вот поделиться этим с остальными он не спешил.
— Разберемся, не нервничай, — Сизый опустил руку на плечо старушки. — У тебя сердце слабое, за нас переживать не нужно, о себе побеспокойся. Тебе помочь чем-нибудь?
— Нечем мне помогать, — она слегка нахмурилась, а после распахнула глаза. — Хотя нет, знаю. Помнишь, про соседку рассказывала? Сынок у нее еще странный, — она опустила подбородок и дождалась кивка Сизого, прежде чем продолжить. — Сходили бы вы к ней, телевизор настроить помогли бы.
— Сходим, сделаем. — Сизый подорвался с места, но прежде чем уйти, подошел к старушке. — Хорошо все будет, — Сизый слегка приобнял ее за плечи.