Птичий глаз

— Прости за мою резкость, — Дрозд подошел к Соловушке. — Ты права. За кого бы его не принимал Филин, для нас он семья.

— Я дождусь его на улице, — она направилась к выходу. — Он вернется.

Дрозд кивнул. Слова Соловушки перевернули привычную картину мира и заставили посмотреть на Скворца иначе. Это помогло лишь на мгновенье убавить злость, которая после закипела с новой силой. Теперь Дрозд злился на себя. Злился, что не замечал этого раньше, что не сделал ничего, пока была возможность что-то изменить. Мало того, что все детство из Скворца лепили сторожевую собаку, так еще и сам Дрозд подливал масло в огонь своими обидами и перепалками. Скворец заслужил большего. Он заслужил, чтобы кто-то стоял за него так, как он стоит за них с Соловушкой. И кому это не сделать, как не старшему брату.

— Скворец! — Соловушка, что прежде сидела на крыльце здания, выбежала на встречу. — Я так переживала, — она повисла на шее Скворца, и он обнял ее за талию, утыкаясь носом в шею.

— Все хорошо, родная, — он провел ладонью по черным волосам. — Я вернулся.

— Я так не люблю, когда вы с Дроздом ругаетесь, — она отстранилась.

— Я тоже не люблю с ним ругаться, — он слегка улыбнулся. — Но, видимо, этому никогда не измениться.

— Ты же знаешь, он переживает за тебя, — ее руки опустились на плечи Скворца. — Поэтому и ведет себя так. На самом деле он тебя любит, не думай, что он какой-то злодей.

— Я так не думаю, — Скворец поцеловал Соловушку в лоб и оперся подбородком ей на макушку. — Я не ходил туда.

— Хорошо, — Соловушка взяла Скворца за руку. — Идем спать?

На радость Дрозду, Скворец вернулся с пустыми руками. По нему сложно было сказать, но Скворец знал, что Дрозд рад тому, что Скворец выбрал их, а не слепую месть. По крайней мере, Скворец не спешил разубеждать его в этом. Он лег на спальный мешок, запрокинув руки за голову, и посмотрел в потолок. Он уже четко мог представить, как убивает каждого, как мстит и чувствует себя Богом.

— Дрозд, — тихо позвал Скворец. — А что находится за площадью Жукова?

— Заброшенное здание, если не ошибаюсь. А что?

— Да так, ничего.

Глава 15. Гнездо

«…От порога до бога

пусто и одиноко.

Не шумит дорога.

Не горят фонари.

Ребром встала монета.

Моя песенка спета…»

Петербургским корешам. Борис Рыжий.

Снег уже почти весь сошел, и земля оголилась, ожидая, пока солнце пригреет ее еще сильнее. Оно пекло уже несколько дней, и легкую прохладу можно было ощутить лишь в тени. Глухарь вывел всех Птиц на улицу, потому что раз выдался теплый денек, и от Сокола не было особо поручений, то он решил использовать рабочую силу во благо ресурсам. Пришло время подготовить землю к высадке саженцев, а значит, несколько дней Птицам придется трудиться на природе под чутким руководством мудрой Птицы.

— Земля в лесу капризная, поэтому и труда должно быть вложено больше, чем в обычный чернозем. А если постараться, то и огурцы на соснах вырастим, — всю зиму твердил Глухарь. А теперь наконец-то получил то, что так желал — солнце и рабочие руки.

Работы предстояло немало, но даже так она не казалась такой уж и неподъемной, поскольку заниматься земледелием в компании Птиц казалось довольно веселым занятием. Сложно было вообразить, как их, настолько разных, можно было направить в единое русло и заставить заниматься общим делом. Но Глухарь предвидел, что эта разношерстная рабочая группа может попросту начать бездельничать, и поэтому распределил их по всему участку.

— Сколько грядок делаем? Как в том году? — Сорока оперлась на черенок тяпки.

— Я не помню, сколько было в том году, — Чиж смахнул со лба капли пота.

— Делай две маленькие и две большие, а остальное картошкой засадим, — Глухарь сидел на крыльце, выбирая семена для посадки из тех, что насобирал в прошлом году. — Щегол, Сизый, как у вас там с полем под картошку?

Сизый завязал волосы банданой и показал Глухарю большой палец, хотя работы еще было много. Примерно треть картофельного поля была закончена, но земля за зиму загрубела, и копать ее было труднее обычного. Щегол работал без перерыва, надеясь поскорее закончить копать под палящим солнцем, что уже весной не щадило никого. Он еще не имел представления о том, что работа не кончиться никогда и следом за картошкой появится что-то еще.