Птичий рынок

В молодости она жила в Туле, куда однажды прилетел германский летчик на собственном самолете – большая редкость по тем временам! Влюбился он в очаровательную девушку с густыми пепельными волосами с первого взгляда.

Я увидела, как побледнел дядька, замерев с резцом в руке. А раскрасневшаяся тетка, ничего не замечая, продолжала:

– Он кружился в своем аэроплане над нашей усадьбой и бросал цветы. Пыль в глаза пускал, – добавила она.

После этого последовало предложение руки и сердца. Но тетка, недолюбливавшая все иноземное, замуж за него не пошла. И правильно сделала – жених оказался не тем, за кого себя выдавал.

На этих словах рыжий Педро взметнулся к ней на колени, оттуда на плечо и нежно стал поклевывать ей ухо. Тетка к домашней птице, из которой, сколько земля стоит, варили суп, большого уважения не испытывала. Она попыталась его смахнуть, но когти запутались в волосах, наконец ей удалось сбросить его на землю, и он, отряхнувшись, потрусил к своим курицам. Я пульнула ему вслед шишкой, а тетка продолжала…

Обескураженный отказом, летчик вернулся в Германию, а вскоре началась война. Она стала сестрой милосердия. Однажды, сопровождая раненых в Петербург, она встретила его в поезде. Он сделал вид, что не узнал ее, и вышел на следующей же станции. Больше она его никогда не видела.

Лучи вечернего солнца освещали высокие стволы сосен, скользили по ее лицу, в ушах вспыхивали мелкие брильянтики. Я слушала как завороженная, и сквозь силуэт восьмидесятилетней всё еще привлекательной женщины проступали черты медсестры с бирюзовыми глазами.

– Конечно, он был германским шпионом, – заключила тетка. – У меня нет в этом никакого сомнения!

И тут, вероятно, в отместку за брошенную в него шишку петух взлетел на спинку шезлонга и пребольно клюнул меня прямо в темя.

Я вскочила и понеслась в дом, но он преследовал меня. Вбежав в спальню, я захлопнула перед ним дверь, а он хлопал крыльями и кукарекал, призывая всех в свидетели моего позора! Я всерьез ненавидела крошку Педро, хотя отдавала должное его бойцовским качествам, его высокомерной отваге и независимому характеру. Из макушки моей сочилась кровь, а в голове стучало:

– На жаркое! Марш на петушиное жилистое и костлявое жаркое!

Вечером за чаем тетка спохватилась, что пропала одна серьга. Та самая бирюзовая, окруженная хороводом мелких брильянтов! Чаепитие было прервано. Пробурчав “бабы дуры”, дядька ушел наверх ловить вражьи голоса на своей “Спидоле”: был август 1968 года. А мы начали поиски, которые длились всю ночь и весь день с небольшими перерывами. Пока тетка перетряхивала свой гардероб, пледы и постельное белье, мы с Валькой, вооружившись фонариками, вышли в сад. Свет луны освещал замотанные тряпками изваяния с ощетинившимися каркасами. Ближе к рассвету мы вспомнили инцидент с Педро.

– Гляди, Алесандровна, даром что шпанец твой петух, а пасть у него не меньше вороньей! Он и заглотил! – уговаривала расстроенную тетку Валька. Чуть рассвело, она пробралась в сарай, схватила сонного еще петуха и засадила в клетку, “чтоб не раскидывал помет где попало”. Ощупала жилистое его тело, поприжала потроха, но серьга не прощупывалась.

– Бульон из него надо сварить! – подытожила она. Ее никто не поддержал – во всяком случае, вслух.

Это происшествие стало достоянием всего дачного поселка и главным событием сезона. Из оставшейся серьги московский ювелир сделал кольцо. Тетка носила его, не снимая, до самой смерти и завещала мне.

На берегах пролива святого Лаврентия в Монреале живет моя дачная подруга. С шести лет мы дружили с ней через невысокий забор, что разделял наши участки. Она боялась собак, и стоило к забору приблизиться очередному боксеру или безобидной дворняге, девчонка убегала. Она вообще многого тогда боялась, но позже переросла детские страхи, и в начале девяностых не боялась даже бандитов, для которых в ящике стола в офисе был припасен револьвер, кстати, заряженный.

Стоит мне надеть теткино кольцо, у нее срабатывает условный рефлекс и она заводит песню “а помнишь…”. То посетует, что крыжовника в Канаде не найти, то сосен ей не хватает для счастья, то парного молока, то запаха керосина, который мы таскали в бидонах из поселка Раменское, то припомнит, как петух проглотил серьгу…

Пока она говорит, возникают очертания дачи, запахи сада после дождя, и я вспоминаю шкета Педро, собак и кошек, которых хромоногая Валька уютно созывала по вечерам: Малявка-Малявка, Васька-Васька, Мурка-Мурка…

И всё же сомнения не оставляют меня. По силам ли петуху проглотить серьгу? Не ждет ли она своего часа где-нибудь под вздувшимися корнями сосен? Не замешана ли в эту историю обаятельная Галка, которая крутилась поблизости в тот день? Нет ответа!

Елена Колина Назову тебя Негодяем

Эти посты мы с котом публиковали, когда еще не были друзьями в фейсбуке и не могли видеть записи друг друга.