— Вер, ну не могу я сегодня, не настаивай, — вещала я в трубку, закидывая спортивную сумку на заднее сидение.
— Заканчивай ломаться Тори, — ныла Верка, — Женька занята, мне не с кем вечер провести, пошли со мной!
— Да, блин, Вер, свидание у меня, — вынудила всё же признаться.
Ей бы допросы вести, нытьём своим.
— Свидание? — переспросила Верка, в миг, поменяв тон, со страдальческого, на жуть какой заинтересованный.
— Да, Верочка, — вздохнула я, и села за руль, — свидание, и до него всего два часа, а я вместо того чтобы к нему готовиться, треплюсь с тобой, вся потная после тренировки.
— Это с ним? С Назаром? — подруга совсем не прониклась моими проблемами.
— Да, — коротко ответила я, — и я кладу трубку, мне пора.
— Подожди, Тори, расскажешь потом, как у вас всё прошло, — ох уж любопытная Варвара, эта Вера.
— Расскажу, но только в общих чертах, знаю я тебя, начнёшь подробности всякие выспрашивать, — пообещала я.
— Так в подробностях вся соль, — парировала подруга.
— Ну, вот считай бессолевая диета у тебя, — фыркнула, и наконец, попрощалась с ней.
Глянула мельком на часы, отметив, что время осталось меньше двух часов. Завела машину, и помчалась домой.
Если бы Верка знала, какие это подробности, какая это соль.
Вспоминая вчерашний вечер, я непроизвольно краснела. Меня, почему-то зациклило, на том, в каком порочном и откровенном виде я предстала перед Назаром, там на подоконнике. Да что там, я теперь на него вообще спокойно смотреть не могу. На подоконник этот. И когда я призналась вчера ему что мне стыдно, это было именно поэтому. Ведь это очень-очень развязно предстать вот так перед мужчиной, ещё и дрожать от ласк откровенных. И да он уже касался меня там, и не он был первым. Но тогда в номере было темно, и я немного захмелела, от ласк его и слов. А вчера в свете вечернего солнца, когда всё видно предельно чётко, на нашей милой и уютной кухне, и Назар на коленях предо мной.
Сам Долохов на коленях!
Низ живот моментально простреливает томной судорогой, стоит только вспомнить ласки его нежные тягучие, такие порочные. И слова его, словно отдельный вид наслаждения, для души, для сердца. Слова такие сладкие, вселяющие уверенность, что только одна нужна, необходима, только ему.
Я выдохнула, вот не стоит предаваться этим мечтам за рулём, бдительность теряется, могу не доехать. Представила, как попав в аварию, составят протокол, и причиной укажут, любовную кому, в которой я прибывала за рулём.
Эх! И о том кто был до Назара, не хотелось думать. Впервые те воспоминания не ранят меня, он перекрыл их. Полностью завладев мной. Захватив в свой плен. Такой он добрый, ласковый, предупредительный, спокойный. Голова идёт кругом, когда признаётся, что держится из последних сил. Понимает, не торопит, не настаивает. И покоряет, потихоньку, пленяет, захватывает.
Я снова выдохнула.
Надо сосредоточиться на дороге. Так, где мы, ага ещё пять минут, и буду дома.
Вот почему влюблённые люди такие дураки!
Как поселилась вчера на губах моих улыбка, так до сих пор, там. И ведь, думала, что всё. Не увижу больше, даже какое-то смирение наступило. И каково же было моё удивление, увидев его вчера на пороге. Он, правда, тоже мягко говоря, обалдел от увиденного, даже моё изумление превзошёл. Эти его ошалелые глаза не забуду никогда. Ведь уже выяснили, что нарыл на меня он всю информацию, и так на его лице читалось смятение, и работа мысли. Как такое пропустили. Ребёнок? От кого? Чей?
Прелесть!
Я даже рассмеялась, вспоминая охреневшего миллионера.
Но всё это перекрыло радость от его присутствия. Еле сдерживалась, чтобы не скакать вокруг него, так счастлива была, что он внезапно передумал, ведь передумал же. Ведь тогда зачем всё это было?
Ладно, можно опустить секс, но знакомство с моими родителями, намерения его серьёзные, движения осторожные, слова сладкие, патокой по сердцу моему растекающиеся.
Блин не доеду!
Я вчера то уснуть не могла, вся в мечтаниях откровенных. Извертелась, искрутилась. Даже прохладный душ, не ослабил пыл моего тела.
Проник под кожу миллионерище!
И не только мне. Папа скупо выдал свой вердикт, что Назар самый серьёзный из всех моих, как, будто их много у меня было, поклонников.
Мама мечтательно назвала его, интересным мужчиной, и захрустела канноли.
Интересный!
Это мягко сказано. Высокий, статный, в стильном сером костюме, как теперь знаю от Тома Форда, эх Тимоша, Тимоша, вогнал в долги тётю Вику!
Весь такой печальный, уставший, с припухшей скулой, смотрит пристально своими глазами тёмными проницательными, до мурашек меня пробирающих. Загорелая кожа на контрасте с белой рубашкой, и щетина эта самцовая вокруг губ чувственных, порочных, таких мягких. Ведь с ума сойти можно! Прост смотреть и плавиться. А он ещё и говорит, всякие нежности, и непристойности, что щёки горят!
Я, наконец, припарковалась у дома, и поскакала козочкой собираться, ведь скоро пребудет миллионер.