Арчибальд. Очаровательная девушка.
Девочки. А какая у нее грудь! И вообще! Но ты знаешь, папочка, она немножко странная…
Арчибальд. Почему?
Девочки. Ты знаешь, что она спит с нами, в нашей комнате. Чтобы быть рядом с этим крикуном. Другого местечка не смогли найти.
Арчибальд. Ну и?…
Девочки. А по ночам она видит сны.
Арчибальд. Как все…
Девочки. Да. Но она, она во сне разговаривает. Она сомнамбула. И ты знаешь, папочка, что она бормочет каждую ночь?
Арчибальд. Какие вы надоедливые! Нет, я не знаю.
Девочки (изображают, с томным видом). «Арчибальд!.. Мсье Арчибальд!.. О! О! Мсье Арчибальд!» Вот так-то! Это мы тебе дословно повторяем! Если бы ты только это слышал! (Умолкают, ожидая, какой эффект произведет их разоблачение.)
Арчибальд. Да ну?! (Пристально смотрит на себя в зеркало, трет подбородок рукой, восклицает.) Скорее, дети, скорее а то мы опоздаем к завтраку. Я еще не брился. Специально для демонстрации не брился. Но не могу же я в таком виде показаться за столом! Брр! Бегу навести красоту!.. И, конечно, вы уже большие. И вам незачем говорить, что не имеет смысла повторять это маме. Она может неправильно понять!
Все выходят. Девочки за спиной у Арчибальда давятся от смеха. Затемнение.
Акт третий
Холл. Входная дверь расположена на некотором возвышении. Лестница на галерею, на которую выходят двери комнат. Пустая сцена едва освещена. Вечер. Появляются: молодая женщина, неприятная на вид, но очень элегантная, в сопровождении солидного мужчины. Их встречает Кривой, одетый с претензией на элегантность. Белая рубашка с засученными рукавами, но с черным галстуком.
Женщина. Мелюзина Мелитта.
Кривой. Господа за столом.
Женщина. Встанут. Пойдите скажите, что я здесь.
Кривой без всякого удовольствия выходит.
Мужчина (оглядывается). Дом симпатичный…
Мелюзина (проводит пальцем по мебели). Но, как всегда, грязь! У него в услужении невероятная супружеская чета. Он таскает их за собой всю жизнь. Мужчина с металлическим крючком услужил ему как-то еще во время войны. Впрочем, женщина тоже. Все это еще со времен его первой жены. У него всегда была склонность к беспорядку.
Мужчина. И вы, с вашей склонностью к порядку, его терпели?
Мелюзина. Это продолжалось недолго. Я была глупа как гусыня, когда встретила его. А он уже был известным писателем. А потом, после первой удачи в театре, я и упорхнула…
Мужчина. Вы были в него влюблены?
Мелюзина (раздраженно). Вы мне надоели, мой милый! Я вам уже все это рассказывала, когда мы поженились. У меня нет никакого желания начинать сначала. Особенно сейчас. О таких вещах предпочитаешь забывать. И это вполне удается.
Из столовой выходит Шеф.
(Кричит ему своим пронзительным голосом.) Здравствуй, дорогой мой!
Шеф (просто). Здравствуй, цыпочка!
Целуются.
Мелюзина. Ты знаешь Дюплесси-Морле?
Шеф (любезно). Кто же не знает Дюплесси-Морле? Разве что тот, у кого голова ни разу не болела! Впрочем, ты забыла, что я был на вашей свадьбе…
Дюплесси-Морле (сердечно). Здравствуйте, дорогой мой!
Шеф. Здравствуйте-здравствуйте! По-прежнему торгуете аспирином?
Мелюзина (раздраженно). Не смешно, дорогой мой, уверяю тебя!
Шеф (продолжает невозмутимо). А глистогонное «Тютю»? «Конфетка против бобо»?
Дюплесси-Морле (с торжествующей улыбкой). У них по-прежнему прочная репутация. Сейчас эпоха биохимии. Только темные знахарки не понимают этого. Врачи выписывают рецепты строго по науке, а знахарки лечат по старинке.
Шеф. А вы недовольны? Шутник!
Дюплесси-Морле. Да нет, не жалуюсь. А вообще-то, знаете, делами занимается директор моих лабораторий. Я лично – прежде всего писатель.
Шеф (по-прежнему сердечно). Да, но таким людям, как вы, писательство обходится недешево. Как идут дела?
Дюплесси-Морле. Не могу пожаловаться. Система социального обеспечения весьма способствует процветанию аптечного дела. Количество больных утроилось.
Шеф. Наступило-таки времечко! Всем хворать можно! Не одним капиталистам. Мелюзина должна вами гордиться. Ты, душенька, по-прежнему занимаешься общественной деятельностью?
Мелюзина. Мы здесь не за тем, чтобы слушать твои афоризмы, дорогой мой. Как ты знаешь, у нас с тобой была дочь.