Птички в клетках (сборник рассказов)

Но ни разу со смерти жены он не находился так близко от женского лица. Лицо было обыкновенное, широкое, детское, с влажной кожей, с большими голубыми глазами под жидкими светлыми бровками; и она разглядывала его, как маленькая девочка, беспричинно, просто уверенная в том, что они заодно и не такие они дураки, чтобы в их-то возрасте вылезать из автобуса. Не столько близость ее лица не давала ему пошевелиться, сколько ее голос.

Голос был мягкий, высокий, словно улетал куда-то вверх, как у ребенка, слишком молодой для нее голос, такой безыскусный, что казался фальшивым. Он рождался из глубоких вздохов, из ее мягкой полной груди, но способен был, наверно, перейти в злобный крик, он наводил на мысль, что по какому-то неисповедимому праву она будет высказывать все, что взбредет ей в голову. От звука этого голоса у старика возникло вежливое, до крайности интимное желание выбить из нее эту дурь.

— Мне отсюда слышно, как пахнет ваша роза, — сказала она. — Сейчас мало кто помнит фирму, какой она была при Джоне. Это было дело его жизни.

Он снисходительно улыбнулся. Своего секрета он не выдал.

На минуту она примолкла, а потом детский голос вдруг взлетел выше. Она уже обращалась не просто к нему. Она обращалась к собранию.

— Когда Хэмптон ему льстил, а он его не одергивал, я ему говорила, что через год его оттуда выживут. Я говорила Джону: "Он тебе завидует. С первого дня завидует".

Она умолкла. Потом ее подбородок и губы выпятились, а глаза, до тех пор затуманенные, грозно округлились, и голос стал низким, рокочущим, вещим.

— "Он тебя хочет убить" — вот что я тогда сказала. Вы-то, наверно, это заметили, — обратилась она к старику. — И убил. Мы поехали в кругосветное путешествие. Америка, Япония, Индия, — голос ее певуче перебирал страны одну за другой. — Там он и умер. И если этот человек вообразил, что может искупить такое, стоит только пригласить в гости служащих да еще меня туда зазвать, он очень ошибается.

О господи, подумал старик, да она сумасшедшая, так же бредила сестра Кейт, когда у нее муж умер. Я сижу за спиной у сумасшедшей.

— Доусон, — сказала она, рывком вставая с места, и старик тоже поднялся. — Вот, — произнесла она величественно, устремив взор в окно. — Вот я и вспомнила вашу фамилию. У вас еще тогда произошел скандал, этот ужасный скандал… Да, да, — теперь уже тоном заговорщицы: — вы позвоните Хэмптону. Вас он боится. Вас он послушается. Вот телефон, у меня записан. Скажите ему, что двадцать семь его служащих безнадежно застряли на брайтонском шоссе.

Старик вздохнул. Он уже не мечтал улизнуть. Когда женщина тобой командует, что можно сделать? А она сейчас выглядит интересно, пророчица, да и только! В таких случаях остается одно — покрасоваться, чтобы тебя запомнили. А что нужно, чтобы женщина надолго тебя запомнила? Сказать "нет".

— Нет, и не подумаю, — ответил он, как отрезал. — Мы с мистером Хэмптоном не разговариваем.

— Почему? — спросила женщина, теперь уже явно сгорая от любопытства.

— Мы с мистером Хэмптоном… — начал он и остановил на ней долгий проницательный взгляд. — Я о нем в жизни не слышал. Кто он такой? Я в вашей фирме не служу. Я о ней и не слышал. — После чего, подобно фокуснику, взмахивающему платком, изобразил на лице ту самую улыбку, за которую в прежние дни нередко получал нужную подпись на контракте.

— Просто захотелось в автобусе прокатиться. Кто-то сказал: "Брайтон". А я ему: "Денек у моря. Это мне подходит".

Лицо женщины побагровело от удивления и ярости. Вся ярость ее законопослушной натуры, только что изливавшаяся на Хэмптона, переключилась на старика. Она отказывалась ему верить.

— И никто не проверял? — спросила она дрогнувшим голосом. Она уже гневалась, как заправский блюститель порядка.

Старик только покачал головой. "Никто не проверял" прозвучало для него райской музыкой. Будь у него крылья, он взмыл бы в воздух и сделал над ней три круга, приговаривая: "Никто! Никто!"

Она мерила его взглядом с головы до ног. Он держался с достоинством дородного мужчины, но для нее убедительнее оказались его отлично скроенный костюм, аккуратно подстриженные волосы и изысканная роза; на вид — старый повеса, лошадник, скорее всего, жулик; во всяком случае — загулявший авантюрист, но притом безобидный. Она посмотрела на его штиблеты, и он ногой легонько поддал рюмку. Рюмка покатилась в проход, он чуть заметно улыбнулся.

— Ну вы и бедовый, — сказала она, не сдержав улыбки.

— Надоело дома сидеть, — отозвался он и, мысленно оценивая не столько ее нрав, сколько фигуру, сообщил: — Я, с тех пор как овдовел, живу с семьей сына.

Он отбросил притворство, потому что видел: еще немного — и она капитулирует.

— Старым с молодыми не ужиться. Брайтон мне бы подошел. Я и подумал — съезжу, может быть, присмотрю там домик.

Она все не спускала с него глаз.

— Гляди, какой шустрый, — сказала она и, заметив рюмку, наклонилась поднять ее. А распрямившись, оперлась на спинку сиденья и рассмеялась.

— "Прокатиться захотелось". Это надо же! — Она смеялась громко, неудержимо. — Поделом Хэмптону.