— У него есть доказательства, — отрезала она. — А тебя я никогда бы не смогла полюбить.
И вот тут вмешались ее подруги и ее мать.
— Не огорчайся, — убеждали меня они. — Это все глупости. Да, она с норовом. Наберись терпения. Не перечь ей.
Как бы там ни было, Гарри был далеко, в Лондоне. Приехал он всего один раз, на пасху. Мы втроем пошли в кафе.
— Лондон — самый опасный город в мире, — сообщил Гарри, многозначительно глядя на меня. — Там надо знать все ходы и выходы, иначе попадешь в такую передрягу — будь здоров. И все равно: человек может общаться с народом, но должен помнить, кто он есть.
Это было его любимое изречение.
— Перестань называть себя человеком, говори "я", — приказала Виктория. Гарри искоса поглядел на себя в зеркало, поднял вычурным изломом бровь и улыбнулся своему отражению.
Виктория схватила вазочку с остатками мороженого и плеснула на зеркало — чтобы помешать ему (как она мне потом призналась) любоваться собой; в зеркало она попала, но заодно забрызгала его серый костюм.
— Поздравляю тебя, — язвительно сказал он мне позже. — Виктория уже почти выкинула из головы эту дурь и забыла меня. Раньше она бросалась хлебом. — Он ошибался. Виктория его не забыла. В следующие два месяца я похудел на десять килограммов, у меня начались боли в спине. Хозяин пригласил меня к себе домой ужинать, а его жена гадала мне на картах. Выпали все пики, сколько их есть в колоде, а даму я уронил на ковер.
— Вы окружены врагами, — объявила жена хозяина. Она попала пальцем в небо: у меня было слишком много друзей. Не прошло и недели, как я получил письмо от Гарри, в котором он предлагал мне место в Лондоне, где я буду получать чуть не в два раза больше.
Мне порядком надоело, что, обнимая меня, Виктория все твердит: Гарри да Гарри, и, прочтя о вакансии, я прозрел. Я ее никогда не любил. Даже работу в обувном магазине я любил больше: можно жить, ни от кого не завися, вдобавок отдельно от родителей. Я решил схитрить. Сказал Виктории, что уезжаю из нашего города навсегда — переселяюсь в Лондон; там я, конечно, встречу Гарри и объясню ему, что таких девушек, как она, больше нет. Я разливался соловьем. Ответ Виктории оглушил меня, как удар обухом по голове.
— Когда ты едешь? В конце месяца? — спросила она. — На той неделе мы поженимся. А в Лондон поедем в свадебное путешествие — заодно.
Я не верил своим ушам. Надо было ехать в Лондон договариваться насчет работы. Она взяла с меня слово, что я вернусь в тот же день. Когда я, вконец измочаленный, вышел из поезда — он пришел только в начале двенадцатого, — Виктория ждала меня на платформе. Она бросилась ко мне. Даже вцепилась в меня.
— Я чуть с ума не сошла. Никогда больше не пущу тебя никуда одного, — сказала она.
Я похолодел.
— Я нашел нам гостиницу, — сказал я.
— Я тоже, — сказала она. — Правда, здорово?
— Мне ее рекомендовал Гарри, — сказал я.
— И мне тоже он. Я ему звонила.
Гарри решил предусмотреть все. Это он устраивал наш брак.
И вот мы, уже муж и жена, сидим в поезде, и поезд везет нас в Лондон. Никогда не забуду этого путешествия: оно длилось всего четыре часа, но мне показалось — недели две, не меньше. Поля, поля, грибники, телеграфные столбы, заводы, снова поля, полустанки, огороды, города… У нас было отдельное купе. Когда контролер проверил билеты, я задернул шторки на двери и потянулся поцеловать Викторию. Она, уже в твидовом костюме, вся так и подобралась. Губы сжались. Носик вздернулся.
— Ты не привязал к своему чемодану ярлык, — сказала она, глядя на багажную полку.
— Привязал сегодня утром, ты же мне напомнила, — ответил я, обнимая ее.
— Не вижу, — возразила она. Я засмеялся.
— Он с той стороны, — сказал я и, повернув чемодан, показал ей ярлык.
Она все еще не верила.
— Смотри же, — сказал я. Она была легкая как перышко, и я поднял ее и поставил на сиденье, чтобы она своими глазами увидела ярлык.
— Так я и знала, — накинулась она на меня. — Ты привязал не тот ярлык.
— Как не тот? Тот. — И я прочел: — Барнаби-стрит, гостиница "Остин".
— А мы будем жить в гостинице "Френнз". — И она показала мне ярлык на своем чемодане.
— Это ты перепутала, — сказал я. — Гарри назвал мне "Остин".
— Нет, "Френнз", и ты это прекрасно знаешь.
— Ты уж не сердись, но он назвал "Остин".
"Остин" — "Френнз", "Френнз" — "Остин" — и так без конца. Она вскипела.
— Вот и мама говорила, что ты упрямый!
Поезд замедлил ход — мы как раз проезжали мимо грузового состава, в котором везли мычащих телят.
— Бедненькие! Обреченные! — вскричала Виктория. — Посмотри на них.
И тут же накинулась на меня:
— Ничего себе свадебное путешествие! Ты даже не знаешь, куда мы едем.
— В гостиницу "Остин", — сказал я. — Я там заказал номер, вот и письмо от них.
Я протянул ей письмо. В верхнем углу бланка значилось: "Гостиница "Остин"". Но Виктория никому не верила на слово. Она взяла листок и внимательно прочла все от первого до последнего слова — дважды. Потом перевернула — не написано ли что-нибудь на обороте.
— Ну вот видишь, — сказал я.
— Ты переиграл все за моей спиной, — заявила она.
— Я сейчас поменяю твои ярлыки, — сказал я, доставая ручку.