Птички в клетках (сборник рассказов)

Но эти воспоминания, они опасны — он тянул ее назад, к прошлому, она чувствовала, как, несмотря на все ее сопротивление, он воскрешает их давнюю жизнь, как в комнату входят те дни. Малейшее проявление слабости с ее стороны, и он кинется на нее, он только того и ждет, со страхом думала она, а он очень сильный, этот коротышка. Он уже сбрасывал покровы с тех лет, подводил ее к былому сумасбродству и легковерию; зазевайся она, и он, чего доброго, вернет ее к той давней страсти. Республика — смешно сказать, но он ведь и поймал ее на эту удочку!

Ее просто оторопь брала, когда она вспоминала, какой была когда-то: сколько лет, например, нянчилась со своей матерью, жила совсем без друзей. Каждый божий день катала старушку в кресле по приморской набережной. Длинная, неловкая, застенчивая, она томилась одной лишь мыслью: ну когда же хоть кто-то обратит на нее внимание! Мужчины, едва взглянув на нее, с насмешливым удивлением отступали с дороги. Она их пугала. После смерти матери она переселилась в Лондон. Деньги у нее были, но немного, она понимала, что их надо беречь, и сразу же стала подыскивать себе работу. Одиночество толкнуло ее к книгам, все свободное время она читала. И мечтала. При таком росте ей только и оставалось, что мечтать, и, поскольку ни один мужчина по-прежнему к ней и близко не подходил, мечты ее устремились в иные сферы — она увлеклась идеями.

Тревога, досада, воспоминания — все смешалось в ней сейчас. Перед глазами всплывал полупустой зал в ратуше в том северном городке, а на трибуне он, выкрикивающий в конце речи это роковое слово: Республика! Все люди равны — одного роста, что ли? может, это и увлекло его? — и так далее, все в том же духе. Даже цитировал Платона: «Возлюби милую сердцу Республику». Маленький промышленный городок, война только что кончилась, на обочинах снег смерзся в черные глыбы — мороз не отпускает вот уже полтора месяца, послушать «независимого республиканца» пришли фронтовики, только что вернувшиеся домой, они встают, уходят, и эта орава юнцов, распевающая «Янки Дудль». А она сама сердито оборачивается на тех, кому скучно, кто так бесцеремонно встает, хлопает стулом, и снова во все глаза смотрит на оратора и чуть ли не кричит вслух: «Да, да, Республика!» Когда он провалился, она решилась: Республикой станет она сама. «До чего я ненавижу теперь это слово» — говорила она Арго. — Даже в газетах стараюсь его пропускать. Тогда я просто сошла с ума". Арго иной раз мог и съязвить. "Я думал, это только мужчины спят с идеями", — сказал он.

Однако он плохо знает женщин, дружочек Арго, думала она, слушая тирады мужа. В пору ее жизни с Чарльзом у нее было два триумфа. На какое-то время она обрела власть над мужем, убедив его написать книгу о республиках, раз уж он их так обожает. Она вложила деньги в маленькую лондонскую гостиницу и отправила его в библиотеку Британского музея писать эту книгу. Призадумайся она немного, она бы сообразила, что для знакомств с молоденькими иностранками лучше места не сыщешь: ну да это пустяки. Второй триумф был куда значительней: она победила тех двух женщин — его лондонскую жену и секретаршу в северном городке. Она — и лютая зима — выморозили их.

Теперь он занимался решением проблемы мулатов в каком-то Сан-Томасе — кажется, там!

— Где же ты брал деньги? — холодно спросила она.

— Деньги? — повторил он. — Я снова занялся полиграфией.

Первый упрек! Это она убедила его бросить печатное дело. Уж коли она завоевала его, она должна была сотворить из него политического мыслителя. Знакомым она важно сообщала: "Он занимается политикой". На лице Чарльза заиграл легкий румянец, он рассеянно постукивал ладошкой по подлокотнику — обычный его жест, когда разговор заходит о деньгах. Она поняла, что вопрос попал в цель: равнодушие прибавило ей сообразительности.

— Жара ужасающая, — продолжал он свой рассказ, — выйдешь на улицу — будто упрешься в раскаленную стену. Я все радовался, что не взял тебя с собой, — нет, каков нахал! — ты бы из гостиницы носу не высунула. Приходилось переодеваться по пять раз в день.

— Мне это было бы не по карману, — сказала она. — Слишком дорогое удовольствие.

Он будто и не услышал; впрочем, ирония и прежде доходила до него туго.

— И только два места с кондиционерами: казино и кино. Печатная машина то и дело ломалась. Уйма времени уходила на ремонт. Я не большой любитель казино, ходил туда просто подышать прохладой.

Он вскинул серьезный взгляд — мальчишка, уже облизывающий ложку, — к кому он обращал его? К сердитому учителю, проповеднику или к отцу? И она не без удовольствия припомнила, что это — предвестье пышной лжи, в которую сам он свято верит.