Птички в клетках (сборник рассказов)

От этого Беренис сама почувствовала себя изумительной красавицей. И очень захотела познакомиться с женой Уильяма, которая представилась ей темноокой, с черными как смоль волосами. Часто думая о ней, Беренис проникалась теплым чувством близости, какой-то приятной общности мыслей и настроений: как женщина одинокая, она свято верила в женскую солидарность. Минувшим летом, когда семья ездила на море, Беренис опять вообразила их всех вместе — а с ними и десятки других семей — в самолете, летящем на юг, и ей показалось, что самый гул, наполняющий лондонское небо день за днем, ночь за ночью, есть отголосок семейного благоденствия, вознесенного на высоту тридцати тысяч футов, и еще ей представились деревья, море, и песок, и быстрые детские ноги на песке, и Уильям, раскрасневшийся от забот, и его жена, подставившая спину солнцу. У Беренис было множество друзей, и почти все — супружеские пары. Ей нравилась усталая удовлетворенность, даже утомленные лица мужей, настороженный взгляд энергичных жен. Бывая у них, она чувствовала свою исключительность. Она наблюдала их нежности и пререкания, играла с их детьми, которые немедленно проникались к ней доверием. Чего она не выносила, так это ухаживаний молодых людей: эти, со своим пылким эгоизмом, говорили только о себе, назойливо посягая на ее исключительность. В семейных домах она чувствовала себя странной и необходимой — необходимой тайной. Когда Уильям сказал, что его жена красивая, она сама себе представилась такой прекрасной, что даже в глазах потемнело.

Однако теперь перед ней сидела, роясь в сумке, настоящая Флоренс — эта вспученная махина, которая сначала по-детски хлопала глазами, а потом разразилась обличительным криком, — и воображаемая Флоренс исчезла. Эта настоящая Флоренс казалась невыносимой и невозможной. Да и Уильям изменился. Он был красивым, а стал пошловатым, его серьезность обернулась уклончивостью, а доброта — расчетом. Он был ниже жены, и внезапно Беренис увидела на его лице выражение скулящего пса, который вяло и покорно следует за хозяйкой. Эта женщина заставила ее солгать, и, хотя ложь странным образом, как шампанское, ударила ей в голову, Беренис возненавидела непрошеную гостью. Теперь она чувствовала себя таким же уродом, как миссис Корк. Ну ясно, она урод, раз Флоренс, по его словам, "очень красивая". И не только урод, а жалкая размазня, тряпка.

Миссис Корк извлекла из сумки письмо.

— Тогда что это за ожерелье? — произнесла она, опять смелея и надувая щеки.

— Какое ожерелье?

— Вот, читай. Ты писала.

Беренис с удивлением улыбнулась: больше ей не надо оправдываться. Она гордилась своей щепетильностью и никогда в жизни не писала любовникам писем. Написать значило бы отдать в чужие руки что-то очень личное, это почти непристойно. А уж читать чужие письма и вовсе последнее дело, подумала она, когда миссис Корк сунула ей исписанную страничку. Взяв письмо двумя пальцами, Беренис скользнула по нему взглядом и перевернула, чтобы прочесть подпись.

— Это не мой почерк, — сказала она. Письмо было написано размашисто, а она писала мелкими, колючими буквами. — Кто такой Бузик? И кто это Роза?

Миссис Корк вырвала у нее письмо и прочла зычным голосом, который совсем не вязался со словами:

— "Ужасно хочется поскорее надеть ожерелье. Поторопи ее. Будет чудно, если принесешь в следующий раз. И еще, дорогой, не забудь флейту!!! Роза". Что значит "кто такой Бузик"? — возмутилась миссис Корк. — А то не знаешь! Бузик — это мой муж.

Беренис повернулась и показала на небольшой рекламный плакат, приколотый к стене. На нем была фотография ожерелья и трех брошей, которые она выставила в одном очень шикарном магазине, где продавали работы современных ювелиров. Внизу плаката изящными буквами было написано:

Автор — БЕРЕНИС

Она прочла имя вслух — с выражением, как название стихотворения.

— Меня зовут Беренис.

Говорить правду было даже как-то странно. Едва она произнесла эти слова, как ей показалось, будто Уильям и в самом деле никогда не бывал в ее квартире, и вовсе не был ее любовником, и никогда не играл здесь на своей дурацкой флейте. Да что там, во всем колледже не сыскать большего зануды, чем этот Уильям, а от заплывшей дамы, обезображенной ревностью, ее отделяет целая пропасть.

Миссис Корк все еще хорохорилась, но чем дольше она глядела на плакат, тем больше ее лицо складывалось в гримасу отчаяния. Наконец, беспомощно разведя руками, она проговорила:

— Я нашла письмо у него в кармане.

— Каждый из нас может ошибиться, миссис Корк, — холодно бросила Беренис со своего края пропасти. Но чтобы быть великодушной, как подобает победителю, она добавила: — Покажите-ка еще раз.

Миссис Корк протянула ей письмо. Беренис начала читать, но на слове "флейта" остановилась: в голове шевельнулось сомнение. У нее задрожала рука, и она резким жестом вернула письмо.

— Кто вам дал мой адрес? — сурово спросила Беренис. — У нас в колледже есть правило: никому не давать домашних адресов. И телефонов тоже.

— Там была девушка, — сказала миссис Корк, оправдываясь.

— Какая девушка? За справочным столом?