Птички

Стук в дверь. Все присутствующие из глубины своих кресел смотрят в направлении двери.

(Выдыхает.) Только не открывайте! Давайте сделаем вид, что нас здесь нет. Он меня пристрелит.

Шеф пожимает плечами и идет к двери.

(Кричит Шефу.) Не приближайтесь к дверям! Он будет стрелять. Это ловушка!

Шеф в нерешительности.

Голос Кривого(из-за двери). Это я, мсье. У меня поручение от мсье Грацциано. Можете приоткрыть. Мсье Грацциано просил сказать вам, что он поклялся Мадонной, пока я не передам поручения, не трогаться с места.

Арчибальд(стонет, забившись в свое укрытие). Вот она, Сицилия! Мадонной! Я пропал!

Шеф отодвигает задвижку и приоткрывает дверь. В щель с поднятыми руками протискивается сильно подвыпивший и как нельзя более довольный своей ролью вестника античной трагедии Кривой. За ним с поднятыми руками Мария и Артур, которого «взяли», должно быть, в комнате для прислуги. Мария с выражением покорности судьбе усаживается в углу. Дверь вновь запирают. Кривой, Мария и Артур опускают руки.

Кривой. Мсье Грацциано уполномочил меня передать вам, что или ему выдадут мсье Арчибальда, или — в противном случае — он взорвет дом.

Шеф. Автоматом?

Кривой. Нет. Автомат у него висит через плечо, правая рука на затворе, но в левой пластиковая бомба.

Шеф. Пластиковая бомба? А где он ее взял?

Арчибальд. Да у него в помещении за лавкой целый арсенал! Нужно немедленно предупредить полицию! И пусть стреляют! Это же опасный террорист! На него же карточка заведена!

Кривой. Он сказал, что при появлении первой же полицейской машины в парке все взлетит на воздух. Это, шеф, навроде как в самолетах бывает. Так что делать нечего, кроме как заткнуться и помалкивать… Штука двадцать второго калибра. И не мне вам, Шеф, рассказывать, что это такое. Этого вполне хватит, чтобы ваша гнилая крыша рухнула и всех нас придавила. (Озабоченно.) Если хотите знать мое мнение, так и насчет стен тоже… Зависит, конечно, куда он ее бросит, Шеф. Не мне вам объяснять.

Ошеломленное молчание. Никто не осмеливается пошевелиться. Арчибальд, свернувшись в клубок за своим креслом, начинает тоненько, как ребенок, плакать. На галерее в ночных рубашках появляются невероятно возбужденные девочки.

Девочки. Папа! Папа! Это потрясающе! Мы спрятались в прихожей и все слышали! Он потрясающий, твой приятель Грацциано! Он сказал, что взорвет дом. А какой он красивый! Просто Чарли Бронсон! Еще уморительней, чем в кино! Скажи, папа, это правда, что ты спал с его дочерью? Она последнее время немножко задается, но, вообще-то, она наша подружка. Нам, папа, тоже нравится Цецилия!

Ни у кого из взрослых нет сил ни улыбнуться, ни заставить их замолчать.

Шеф(шепчет в тишине, мрачно). Я всегда говорил, что бордель может породить только бордель.

Кривой. Шеф, остается одно — диалог. В самолетах иногда так делают.

Шеф(выходит вперед). Я буду с ним говорить!

Кривой(кричит ему). В непростреливаемый угол, шеф! Он психованный. Вдруг он не очень верит в свою Мадонну.

Арчибальд(испуганно). Папочка, прежде всего будьте подипломатичней. Употребляйте только перифразы…

Шеф (с осторожностью приближается к двери и неожиданно рявкает.) Грацциано! Не валяйте дурака!

Затемнение

Акт четвертый

Когда освещается сцена, должно быть видно, что прошло немало времени. Все, растрепанные, полуобезумевшие, сидят в креслах. Кто-то спит. Девочки лежат в обнимку на диванных подушках, положенных прямо на пол. Мария в кухонном переднике, положив руки на колени, неподвижно сидит в стороне на стуле. Вид у всех отчаявшийся. Тишина. Потом кто-то шепчет.