Птица феникс

Вид у Дмитрия Борисыча был самый что ни на есть… хм… геройский. Левая сторона лица опухла и почернела, и из этой черноты смотрел на меня Митькин глаз. Я вообще-то хотел с Димкой строго поговорить, но тут какое «строго»?… Смех один… Хотя, конечно, какой, к черту, смех?… Но все-таки и смешно… немножко.

— Это, — спрашиваю, — что это у вас такое, Дмитрий Борисыч?

— А это, — говорит, — спецэффекты… Это я, Леонид Николаич, пробовался на роль в блок-бастере «Летающий кулак».

— А-а… А я-то думал — «Летающий сапог».

— Не… Это ты ошибся, — говорит мой напарничек и пытается улыбнуться. Но улыбка у него — это… это я не знаю, как и назвать-то.

— Ты, — говорю, — Дима, лучше не улыбайся… не надо.

— Страшно?

— Не без того… Жутковато…

— Понял, не дурак.

Я хотел ему сказать, что как раз наоборот — дурак первостатейный. Но не сказал, оставил на десерт. Я вообще давно хочу с ним по-серьезному поговорить, сказать все, что я думаю о нем и о его методах… Но как гляну на эту физиономию со «спецэффектом» — руки опускаются. Одно слово: опер. Они — опера — все, в общем-то, слегка… как бы помягче сказать… слегка безбашенные. Оно и понятно: какой же «нормальный» будет за сто долларов в месяц гоняться по городу за человеческими отбросами? Пахать по шестнадцать часов? Сидеть в засадах на чердаках и в подвалах?… «Нормальный» не будет. «Нормальный» про это по телевизору посмотрит, попьет чайку и, как говорит Брюнет, в тряпки… По телевизору все, конечно, красивше и романтичней.

В общем, и в этот раз не стал я с Димкой «серьезно говорить», хотя и было о чем. Когда, я понял, что «срочная командировка в Петрозаводск» не более чем предлог, чтобы отстранить меня от участия в деле, я рассвирепел. И если бы Митька в тот момент мне под руку подвернулся… Но он — хитрый змей — уже усвистал в Тверь и трубу выключил. Потом я немножко успокоился и понял, что Петруха хотел как лучше. А получилось в полном соответствии с бессмертной фразой Степаныча — «как всегда». Но это Димку не оправдывает… Я ведь тоже не институтка. Я мент и профессионального цинизма во мне — о-хо-хо! В нашем деле как? Очень просто: назвался груздем — полезай в кузов. Поднимать дела «по Холмсу», покуривая трубочку и попиливая скрипочку, — нереально… Да и сам-то Холмс, помнится, тоже не все в кабинете сидел, случалось ему и по притонам шастать, и «наружкой» заниматься, и задержания проводить лично. Впрочем, что там Холмс? Литературный персонаж, от наших отечественных реалий страшно далекий… А я тогда на Димку оскорбился всерьез. Это что он себе вообразил? Я ведь не мальчик и решения сам принимаю. Надо ехать в Тверь, значит, поехали в Тверь… Пять штук баков никто за «спасибо» в карман не опустит. Существует, конечно, еще и «нравственная» сторона вопроса, то бишь: раз уж вы, господа частные сыщики, вычислили убивца, то отдайте его в руки правосудия… Но в таком случае ваши работодатели не выплатят вам вашего гонорара. Или выплатят его частично… И вот тут-то желание заработать бабки вступает в противоречие с вашими устоявшимися ментовскими представлениями, из коих одно широко известно, ибо озвучено в культовом фильме и звучит так: «Вор должен сидеть в тюрьме». Кто против? Воздержался? Большинство — за… Вор должен сидеть в тюрьме, а уж убийца — тем более. Жизни лишать человека (даже если он носит прозвище Людоед) никому не дадено права… И коли ты сумел убийцу вычислить, то просто обязан связно изложить все свои соображения на бумаге и положить на стол прокуратурского следака, ведущего это дело… Пять лет назад я бы так и поступил. Я бы даже не смог представить себе другой схемы действий… С тех пор утекло много воды… Очень много. Невероятно, фантастически много. И я уже другой. Мы все уже другие.

И я готов был поехать в Тверь и привезти оттуда убийцу, а позже выпустить его… Я был к этому готов. Да, я испытывал страшное раздражение оттого, что вынужден поступать вразрез со своими «ментовскими инстинктами». Но все-таки я был готов.

Однако мой напарничек все решил за меня. И у меня было страстное желание кое-что ему сказать. Но пока я был вынужден воздержаться.

Я попросил напарника рассказать, как прошла командировка, и он рассказал. И даже включил кассету с записью «интервью» господина Крушинникова. Ничего неожиданного «интервью», разумеется, не содержало. За исключением концовки. Оч-чень была увлекательная концовка, я ее трижды посмотрел. А потом и четвертый раз, в замедленном воспроизведении. Не потому, что режиссура или, например, операторская работа хороши… Отнюдь. Я посмотрел эти исторические кадры потому, что они давали наглядное представление о технологии изготовления Митькиного «спецэффекта».

…В кадре была задняя часть салона нашего «фердинанда» и незнакомый мне мужик — Александр Крушинников. Он был без рубашки — крепкий, широкоплечий, с серебряным крестиком на цепочке. Мой горячо любимый напарник в кадре присутствовал в виде темного пятна в правой части экрана, — это, как я позже понял, было Митькино плечо.

— Ну что, Саша, — спросил петрухинский голос, — глупостей делать не будешь?