Боль только обострила удовольствие, засвидетельствовала произошедшее ночью и запечатлела Тираса в моем сердце и теле. Я чувствовала его желание заявить на меня право — даже во время самых нежных поцелуев, когда он проглатывал мои стоны и успокаивал горящее тело мягкими прикосновениями и ласковыми словами. Эти слова исходили от его кожи и когда он молчал, и я собирала их, словно опавшие листья, навсегда сохраняя между плотных страниц своей памяти.
Служанки принесли мне воды для купания, но, едва ванна была наполнена, я отослала их прочь. Я чувствовала себя так, будто сбросила старую кожу, сгорела и переродилась, и мне нужно было побыть наедине с этой новой собой. Я заплела волосы в косу и уложила ее кольцом вокруг головы, чтобы не замочить. Затем скользнула в благословенное тепло и закрыла глаза, дрейфуя на волнах покоя и уединения за сомкнутыми веками.
Я не услышала ни скрипа двери, ни тихих шагов по толстому ворсу ковра, но ощутила Тираса, стоило ему приблизиться. Брови короля были сведены к переносице. Он присел возле огромной железной ванны, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и приложил большой палец к моей верхней губе.
— Ты дуешься, даже когда улыбаешься, — мягко заметил он. — Как у тебя это получается?
— Радует, — прошептал он. —
— Когда я превратился в человека вчера утром, меня кто-то ждал.
Я встревоженно подалась вперед.
— Я не знаю. — Он покачал головой. — Во время превращения я глух и слеп. В эти минуты я будто перестаю существовать, зажатый между двумя сторонами своей личности. Я подлетел к балконной двери и начал превращаться. Это все, что я помню. Когда я очнулся, обнаружил себя сидящим в цепях в подземелье, совершенно нагим.
Я в ужасе воззрилась на Тираса. Разум кипел от догадок, кто, как и, самое главное, зачем мог такое сделать.
— Кто-то проведал о моем даре. Кто-то знал, когда я беспомощнее всего. И знал, где меня ждать, — добавил Тирас сумрачно.
Возможные последствия такого знания заставили нас замолчать. Уставившись в пустоту, мы напряженно размышляли. Наконец я покачала головой. Что-то не сходилось.
— Да. А Палата лордов не стала бы терять время, пытаясь сорвать свадьбу.
Мое сознание посетила предательская мысль, и я высказала ее, не задумываясь, как она может быть истолкована.
Тирас уставился на меня с искренним ужасом, после чего прикрыл глаза, словно эта мысль причиняла ему боль.
— Думаешь, это Кель? — глухо спросил он, внезапно обнаружив собственную ранимость.
Я задумалась о его брате, его единственном друге. Кель меня не любил. Но любил Тираса. В этом я не сомневалась.
— Если это Кель, он за это ответит.
— Почему? — удивился Тирас.
— Наши беды только начинаются, — завершил король мою мысль.
Я кивнула.
— В подземелье высоко на стене есть решетка, ведущая во двор. Я слышал через нее, как дали сигнал к началу шествия, но никто не услышал моих криков и так и не пришел за все время, что я там сидел.
— «Прилетите с каждой ветки, разомкните прутья клетки», — процитировал король с улыбкой.
— Уже в сумерках решетка неожиданно выскочила, и я услышал, как за стеной кричат птицы. Множество птиц. Я переродился, и кандалы, слишком широкие для орлиных лап и крыльев, спали. Тогда я вылетел через люк и стал одной из тысяч птиц, которых ты призвала к собору. Я думал, что опоздал.
— Упрямая женщина, — пробормотал король, хотя его лицо разгладилось, а глаза потеплели.