Птица капитана Росса

Работали мы на старом причале, где-то в большой стороне от основного порта. Грузили катера, развозившие по прибрежным поселкам макароны, спички и соль. Обслуживали в общем малую навигацию. Внимательные снабженцы следили за тем, как мы набиваем катера разногабаритным грузом, шевелили губами в счете, а вечером давали расчет. Получалось ничего, по нынешней пятерке на нос. Пахло морем у старого деревянного причала, и команды малых морских судов хранили в глазах морской штиль. Рассиживая на перекуре с новыми коллегами по профессии, я часто закрывал глаза, чтобы увидеть старую знакомую обложку «Путешествия по Южной Африке» и на обложке изображено — буйвол, негр и крокодил.

— Капитальную бы тебе специальность, — вздыхал Вася. — Давно бы махнули к твоей птице. Лес там растет?

— Мало, — припомнил я учебник географии.

— Все равно без плотника не обойтись. Дома-то строят.

ДНЕВНИК ПУТЕШЕСТВИЯ СТРАННОГО ЧЕЛОВЕКА

Географию Колымы, куда я направляю свой путь, можно охарактеризовать словами одного государственного мужа: «Мы знаем о Колыме только то, что там жить нельзя».

Большая часть зимы прошла у меня в сборах и подготовке. Я заново изучил все источники сведений о крайнем северо-востоке Сибири. Ни один путешественник не пересекал шестисотверстную низменность между Колымой и Индигиркой. Все пути от Якутска на восток лежали гораздо южнее, либо по краям ее, и шли к отмеченным на картах поселкам Верхне-Колымску, Средне-Колымску, Нижне-Колымску. Об этих неведомых миру поселках знали только редкие географы да чины жандармского управления.

В качестве основной карты я взял себе карту, составленную более ста лет назад славным землепроходцем флота капитаном Гаврилой Андреевичем Сарычевым. Позднейшие путешественники мало что добавили к сведениям этого неутомимого труженика. Знаменитые исследователи — Федор Врангель, мичман Матюшкин и доктор Кибер, проехавшие зимним путем из Якутска на Колыму в 1823 году, — не оставили не только описания пути, но даже маршрута, коего они придерживались. До меня дошли глухие сведения, что в прошлом году на Колыму и Индигирку отправился ссыльный геолог и географ Черский. Я направил письмо в Иркутское отделение Географического общества и получил краткий ответ: «Путешественник Черский погиб».

Искать смерти, хотя бы и героической, не входило в мои расчеты, не увязывалось с общей идеей. С тем большим рвением я принялся за подготовку. Она значительно облегчалась тем, что я ехал один и имел перед собой только одну задачу: найти Rhodostethia rosea. Я не собирался изучать горные хребты, быт инородцев, геологическое строение земель, которые мне предстояло пройти.

Я был один, имел одну цель, и это давало мне силы.

Я попал в Якутск по последнему санному пути, который идет от Качуга по Лене. Деревянный город, заброшенный в дебри приполярной Азии, произвел на меня гнетущее впечатление.

Город находится в болоте времени. Несколько сот лет назад здесь остановилось время.

О жителях Якутска одним путешественником было написано: «…Жители, населяющие город, кроме чиновников присутственных мест, суть дети боярские, казаки, якуты и мещане из ссыльных, которые поправили свое поведение и сделались порядочными гражданами…»

В этом не так уж древнем городе много развалин, Развалины крепости, выстроенной казаками, остовы домов, покосившиеся колокольни. Я же надеялся, что найду здесь сильный и гордый край, сохранивший энергию и предприимчивость землепроходцев.

Это только начало.

Стоит жаркое лето. Небо темно от таежных пожарищ. До Средне-Колымска считается 2400 верст. Туда ходят только зимой. Говорят, что летом невозможно пройти через горные хребты, стоверстные топи и наледи.

Из имеющихся у меня денег около пятисот рублей я должен буду потратить на закупку провианта в Якутске. На Колыме достать его невозможно. Все потребное, за исключением рыбы и мяса, туда везут караванами лошадей из Якутска. На месте все стоит втрое дороже, если, конечно, можно купить.

Если по улицам Якутска пройдет живой мамонт — по-моему, в Европе об этом узнают лет через сто.

Не могу в точности описать дорогу из Якутска в Средне-Колымск. Мы вышли с вьючным караваном в конце сентября. Пожалуй, отчетливо я помню, только сборы и начало дороги до поселка, или, как здесь говорят, «наслега» Крест-Хальджей на реке Алдане. Караван состоял из пятидесяти низкорослых, мохнатых, раскормившихся до бочкообразной толщины лошадей. По словам якутов, только такие лошади и способны выдержать долгий путь. Из самых жирных самыми лучшими считаются самые злые. На лошадей кладутся сенные потники (бото), на потники — вьюк. По неумелости и полной непригодности к делу я стоял в стороне и смотрел на дикую картину: метались ошалевшие лошади, между ними бегали люди в драных парках из лошадиных шкур, невообразимые шум и крик, как будто древняя орда Чингисхана снималась с места.

От Якутска до Крест-Хальджея дорога шла низменной равниной, покрытой низкорослым лесом с рыжими пятнами гигантских болот и пространствами травянистых низин — аласов. Мы шли по ней восемь суток.