Читаем Птица колибри зимы не боится полностью

— Где ларчик и открывался, — тоном бывалого следователя, распутавшего сложное дело, изрекла Гета. — Тебе понравился мужик. Но у тебя ведь все не как у нормальных людей. Мигом в голове тормоз срабатывает: стоп, территория Ольги, страшно ей напортить. Вдруг она тебя осудит, что ты пытаешься завести шашни с папой ее жениха. И твое подсознание, конечно, хватается за спасительную соломинку в виде имени, ну и еще этого шрама, и в твоей голове возникает сюжет бразильского сериала. Брошенный любовник, кровосмешение, только царя Эдипа с его мамашей и не хватает. Зато появляется благородный предлог проявить повышенное внимание к заинтересовавшему тебя предмету. Ты это внимание для себя как бы узаконила.

— Гета, а тебе не кажется, что ты неверно профессию выбрала? Тебе бы психологом быть.

— Нуведь психологию изучалиже в свое время, — ничуть не смутилась она. — А уж на практике каждый день приходится применять. А тебе мой совет такой. Вместо того, чтобы попусту изводить себя призраками из прошлого, возьми-ка ты телефон, позвони этому будущему родственнику и так просто, по-родственному, пригласи его куда-нибудь. Якобы обсудить на нейтральной территории будущее молодых. Но без них, по-взрослому А за разговором прощупай его осторожненько. Окажется твой прежний Митя — покайся. Молодая, мол, была, гордая, глупая, дров наломала. А если не он, еще лучше. Глядишь, чего и завяжется. И безо всяких грузов прошлого. Приличные неженатые мужики его возраста на дороге не валяются. Да и понравился он тебе, и что-то мне подсказывает, ты ему тоже.

Тут я вспомнила:

— Знаешь, Гетка, у нас с ним так странно и смешно получилось. Он меня начал вдруг спрашивать, рожала я Ольгу или не рожала…

— Вопросики у него, однако. С какой стати?

— Видно, ребята ему мозги запудрили. Ольга меня мамой Катей величала. Он, наверное, и смутился. Но когда я ему сказала, что сестру не рожала, он почему-то жутко обрадовался. И даже на радостях несколько тарелок на пол грохнул.

— Оригинальный мужчина, — с многозначительным видом заметила Гета. — Недвусмысленно самовыразился. Ты точно привлекла его внимание. Только теперь не теряй времени, действуй, пока у него тоже какие-нибудь заморочки по поводу кровосмешения не пошли. — Она покачала головой. — Что-то мне подсказывает: вы с ним друг друга стоите. Дерзай, Катерина. Как говорится, вперед и с песней.

— Как птица колибри?

— Да забудь ты про свою колибри!


Несколько следующих дней я набиралась решимости позвонить Мите. Телефон его я добыла из Ольгиной телефонной книжки. Сперва я его просто попросила, однако она с таким подозрительным и одновременно суровым видом осведомилась, зачем мне звонить Митиному папе, что я была вынуждена пробормотать: «Да мне, в общем-то, и не нужно. Для порядка. На всякий случай». На что сестра моя строже прежнего ответила: «Когда понадобится, тогда и спросишь». В общем, я была вынуждена совершить кражу. Похитив у сестры записную книжку, переписала номер Ярикова домашнего телефона. Теперь требовалось выбрать момент, когда Ольга вместе с Яриком куда-нибудь уйдут. Главное, чтобы в момент моего звонка их не оказалось ни у него дома, ни у нас. И, естественно, нужно было, чтобы Митя оказался дома.

Я чувствовала себя школьницей, собирающейся первый раз позвонить мальчику, который понравился. И состояние было примерно такое же, и к ухищрениям я прибегла поистине детским. И, в довершение к прочему, словно школьница, набиралась решимости. Не хватало только позвонить и, услышав голос, бросить трубку. Но этого я не сделала. Не успела.

Я возвращалась после работы из школы домой. У автобусной остановки за моей спиной кто-то резко гуднул. Я шарахнулась и оглянулась. Дверь подъехавшей машины распахнулась. Из нее высунулась голова Мити.

— Катя, как хорошо, что я вас заметил. Садитесь. Подвезу.

— Спасибо, не надо, я тут недалеко. Совсем рядышком, — лепетала я, усаживаясь на переднее сиденье.

— Уже знаю, куда. — При этом зачем-то он улыбнулся, и у меня внутри ухнуло. Улыбка прежнего Мити! «Не может быть, не может быть», — пульсировало у меня в голове.

— Во-первых, это не очень недалеко, а во-вторых, давайте это на заднее сиденье положим, а то вам будет неудобно.

Он взялся за мой пластиковый пакет, набитый тетрадками с сочинениями учеников и кое-какими продуктами, которые я купила в школьном буфете. От смущения я, вместо того, чтобы отдать ему бесценный груз, и впрямь мешавший мне удобно устроиться на переднем сиденье, вцепилась в него с такой силой, будто там была спрятана бомба.

— Не надо, не надо, не надо, — что было мочи тянула я пакет на себя.

— Нет, все же давайте положим, — не уступал он.

— Уверяю вас, это совершенно излишне.

— А я уверяю: без сумки вам станет гораздо комфортнее.

Пакет не выдержал. Тетрадки вместе с пирожками и творожками рассыпались по просторному салону Митиной машины.

— Что у вас тут происходит? — просунулось ко мне во окошко лицо под низко надвинутой милицейской фуражкой. — Гражданка, вам помощь не требуется?

— Нет, нет, все в порядке, — заверила я.

Но представитель закона и после этого нас не оставил:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза