Привалившись к ограждению, Супаари уложил ребенка на сгиб руки. На какое-то время его взгляд оторвался от лица дочки и устремился далеко на юг, где речной туман встречался с дождем, где не было четкого различия меж небом и водой; и снова, как в недавнем сне, Супаари ощутил, что заблудился. «Я чужеземец в своей стране, — подумал он, — и моя дочь — тоже. Подобно Ха'ан!» — подумал он вдруг, ибо из всех чужеземцев ему сильнее всего запомнилась Энн Эдвардс. На к'сане это звучало красиво: Ха'анала.
— Ее имя будет Ха'анала, — произнес Супаари вслух.
И благословил свое дитя: «Да будешь ты подобна Ха'ан, которая была чужеземкой здесь, но при этом не ведала страха».
Он был доволен именем и рад, что вопрос решился. Супаари смотрел, как мимо проплывают речные берега, и мир казался ему полным возможностей. У него есть связи, знания. «Я не буду служить Рештару», — подумал он, не желая иметь с Хлавином Китери общих дел. Супаари вспомнил, как когда-то подумывал открыть в Агарди новую контору. «Да, — решил он. Попробую в Агарди. Есть и другие Города. И могут быть новые имена».
А затем Супаари тихо, чтобы не напутать Кинсу или других руна, совершил то, чего никогда не делал ни один джана'атский отец: спел вечернюю песнь своей дочке. Ха'анале.
11
— Я не спорю, отец Генерал, — спорил Дэниел Железный Конь, — я лишь говорю, что не понимаю, как вы сможете убедить его туда вернуться. Даже если мы захватим с собой лазерную пушку, Сандос все равно будет бояться до немоты!
— Сандос — моя проблема, — сказал Винченцо Джулиани отцу настоятелю второй миссии, посылаемой на Ракхат. — А вы позаботьтесь об остальных.
«Об остальных проблемах или остальных членах команды?» — думал Дэнни, покидая кабинет Джулиани. Шагая по гулкому каменному коридору в сторону библиотеки, он фыркнул: «А какая разница?»
Даже если пока забыть о Сандосе, Дэнни был вовсе не уверен ни в одном из тех, с кем ему предстояло рисковать жизнью. Все они умны, и все — огромны; лишь это и было ясно. Весь последний год Дэниел Железный Конь, Шон Фейн и Джозеба Уризарбаррена трудились в полную силу, приобретая навыки, которые могли оказаться на Ракхате жизненно важными: способы коммуникации, экстренная медицинская помощь, навигационное счисление, — даже обучались на виртуальном тренажере пилотированию, дабы любой из них, в случае крайней надобности, смог бы управлять посадочным катером. Каждый досконально проштудировал ежедневные доклады и научные статьи первой миссии. С помощью обучающей программы Софии Мендес все они самостоятельно освоили руанджу и собрались ныне в Неаполе, чтобы под непосредственным руководством Сандоса углубить свои знания в руандже и овладеть основами к'сана. Джозеба казался надежным человеком, и Дэнни понимал, почему в команду включили эколога; но — независимо от того, сколько денег могла получить Компания, разжившись ракхатской нанотехнологией, — Шон Фейн был занозой в заднице, и Дэнни мог назвать сотню других людей, гораздо лучше подходивших для этой миссии. Джон Кандотти, напротив, был славным парнем и мастером на все руки, но совсем не имел опыта научной работы и в своем тренинге отставал от остальных на месяцы.
Несомненно, у отца Генерала были свои резоны: по меньшей мере по три на каждый сделанный им ход, по наблюдениям Дэнни. «Я должен вести себя и поступать так, словно я жезл в Руке старика», — послушно повторял Дэнни всякий раз, когда чувствовал себя совершенно сбитым с толку, но глаза он держал открытыми, подмечая подсказки, пока вместе с остальными втягивался в рабочий режим.
Утренние часы посвящались языковому тренингу, но после обеда и вечером они продолжали — теперь уже под руководством Сандоса — изучать отчеты первой миссии, и именно во время этих занятий Дэнни стал понимать, почему Джулиани столь непоколебимо убежден в полезности Сандоса. Сам Дэнни почти наизусть вызубрил доклады первой миссии, но то и дело изумлялся своей неверной трактовке событий, а то, что помнил и знал Сандос, находил бесценным. Тем не менее бывали периоды, длившиеся иногда по нескольку дней, когда этот человек — по той или иной причине — не мог работать, а вопросы Дэнни касательно джана'ата вызывали у него сильнейшую реакцию.
— Видения прошлого, депрессия, приступы головной боли, кошмары — симптомы классические, — доложил Дэнни в конце ноября, — И я сочувствую ему, святой отец! Но это не меняет того факта, что Сандос совершенно непригоден для участия в миссии; даже если удастся убедить его лететь.
— Он восстанавливается, — осторожно сказал Джулиани. — За последние несколько месяцев он сильно продвинулся — как в научном плане, так и в смысле эмоций. Постепенно он поймет нашу логику. Он — единственный, у кого есть опыт тамошней жизни. Он знает языки, знает людей, знает политические аспекты. Если Сандос полетит, это намного увеличит шансы миссии на успех.
— К тому времени, когда мы туда попадем, люди, которых он знал, умрут. Политическая ситуация изменится. Языки мы освоим, а информацию уже получили. Мы не нуждаемся в нем…