Обо всем этом София сообщала Супаари во время их ежедневных радиоконтактов, рассказывая о проницательности его дочери, о ее уме и креативности, ее проказах и природной доброте. По его реакции София могла судить о многом. Если Супаари находился позади оборонительных рубежей руна, то был мягок, смеялся, задавал вопросы. Но если он пребывал в городе, среди джана'ата, — пропитанный рунским запахом, одетый как рунао, молча снося унижение и бездумное пренебрежение, пока разведывал укрепления и численность гарнизона, — тогда рассказы о щедрой одаренности его дочери питали его гнев.
— Они хотят ее убить, — говорил Супаари с холодной яростью, которую София понимала и разделяла. — Они хотят убить такое дитя!
Тем не менее Ха'аналу он почти не навещал. София понимала и это тоже. Супаари не мог позволить себе слабость. Ему требовалось сфокусироваться на беспримесных и несложных эмоциях войны. Было необходимо, чтобы рядом с ним находился не талантливый ребенок, лишенный будущего, а рунао, чье свирепое рвение в построении нового мира не уступало его собственному, — Джалао ВаКашан.
Казалось вполне вероятным, что они стали любовниками. София знала, что для варакхати обоих видов это и возможно, и приемлемо. Джалао не стала обзаводиться мужем. «Мои дети — народ», — говорила она. София понимала также, чем Джалао является для Супаари: заслуженным уважением и признанием того, что этот единственный джанада достоин считаться одним из ее народа. «Супаари делит с Джалао опасности, — сказала себе София, — и мечты, и работу. Почему не разделить и досуг?» Она не осуждала их.
Другая женщина, возможно, ревновала бы, но не София Мендес. В конце концов, она выжила в значительной степени благодаря тому, что умела блокировать эмоции — собственные и чужие. А любовь — это долг, в который лучше не влезать.
— Когда Исаак впервые проявил интерес к генетике? — спросил Дэниел Железный Конь у Софии незадолго до ее кончины.
К тому времени она почти ослепла: один глаз затянут катарактой, другого нет вовсе; согнутая прожитыми годами и недостатком кальция, в котором нуждались ее кости. «Старая карга, — подумала она. — Развалина». Но вслух сказала:
— Это произошло, когда мы еще жили в Труча Саи — Исаак, Ха'анала и я. Исааку было лет двадцать. Возможно, Двадцать пять по вашему счету — здесь годы длиннее. — Некоторое время София сидела молча, вспоминая. — Мне кажется, жизнь среди руна устраивала его все меньше. Несмолкающий гомон… Ну, к нему привыкаешь. Отключаешься. Но Исаак не мог этого делать, и шум причинял ему чуть ли не боль. Когда он был младше, то затыкал пальцами уши и стонал — просто производил собственный шум, чтобы заглушить сторонние голоса. Но повзрослев, уже не мог их выносить. Все больше и больше времени он проводил наедине с собой, а однажды исчез.
— И Ха'анала последовала за ним? — Да.
Священники были терпеливы, когда она умолкала. Иногда София забывала, о чем они спрашивали, и блуждала в собственных мыслях — но не на сей раз. Просто говорить об этом ей было трудно, и пришлось зайти издалека.
— Рунские дети любят спрашивать о погоде, о солнцах и лунах, о растениях, — сказала София. — Откуда приходит дождь, — хотят они знать. Почему луны меняют форму? Куда уходят солнца на ночь? Как из маленьких семян вырастают огромные деревья у'ралиа? Хорошие вопросы. Мне приходилось усердно трудиться, чтобы на них отвечать, чтобы держаться вровень с детьми. Они поддерживали живость моего ума. Но они никогда не спрашивали о различиях меж людьми, о различиях между расами. — Она помолчала, все еще удивляясь этому. — А вот Ха'анала такие вопросы задавала: «Почему у тебя и у Исаака нет хвостов?» «Что сталось с вашей шерстью?» Она хотела знать, почему у нее лишь три пальца, а не пять, как у всех остальных.
— И что вы ей говорили? — мягко спросил Дэнни.
«Такой спокойный», — подумала София. Такой внимательный к ней, совсем не склонный осуждать. Когда она была совсем юной, то считала, что священникам нравится выносить приговоры и карать. «С чего я так решила? — удивилась она. — Я ведь не знала ни одного священника. Вот в чем корень страха и ненависти, — поняла София. — Не знала ни одного…»
«Тебя сносит, Мендес», — сказала она себе и вернулась к его вопросу:
— Ну, сперва я сказала ей то» что всегда говаривал Марк Робичокс о подобных вещах: «Потому что так угодно Господу».
Протянув руку, София прикоснулась к лицу Дэнни, чтобы определить, не улыбается ли он. Безволосая кожа была такой гладкой… «Не отвлекайся, Мендес», — выругала себя снова.
— Ха'анала понимала разницу между Богом и наукой: существуют различные — параллельные — способы мыслить о мироздании. А в библиотеке «Магеллана», конечно, имелись отличные пособия по генетике. Мы их скачали. Там были схемы человеческих ДНК, а в моем блокноте хранились результаты работы по генетике варакхати, которую выполнили Энн Эдвардс и Марк Робичокс. Поэтому я заодно показала Ха'анале и эти данные.
— А Исаак? Ему вы показали? Последовательности ДНК для всех трех видов?