Птица над городом

— Видите, прошло насквозь. Огонек на короткое время изменил форму, потом снова стал, каким был. Его структура определяется физическими законами, он всегда останется таким, после любого возмущения. Ну или, по крайней мере, пока не кончится газ.

— Но его можно погасить? — я начала опасаться за палец лектора.

— Погасить можно. — Рязанцев отпустил кнопку. — А если вам нужен кусочек пламени… э-э… отдельно от зажигалки, можно поджечь что-то другое.

Он взял одну из пепельниц, оторвал лоскут от газеты, валявшейся тут же на табуретке, и показал, как поджечь. Я слушала эту пироманскую притчу, кротко помалкивая: вопросы потом.

— Пламя кривоватое, коптит, но это то же самое пламя. От зажигалки взятое. И будет оно гореть, пока не сгорит. — Последний краешек бумажки обернулся черной чешуйкой и вобрал в себя лепесток огня. — Бумага, заметьте, изменилась необратимо. Теперь скажите, Галочка: поджечь можно любой предмет?

— Нет, — ответила я, от души наслаждаясь ролью бестолковой ученицы. — Нож нельзя.

— Совершенно правильно. Нож нельзя, расческу нельзя. Вернее, можно попытаться, но вони будет много. Сахар можно?

— Н-нет… нельзя, по-моему. Расплавить можно, но это ложка нужна.

— Верно, в обычных условиях нельзя. А после специальной обработки…

Говоря это, он подковырнул пальцем кубик рафинада в коробке, вытаскивая из тесного ряда, и аккуратно положил в пепельницу. Покатал туда-сюда в залежах пепла, снова взял в пальцы посеревший кубик и поднес к зажигалке:

— А после специальной обработки — можно.

Сахар послушно загорелся синеватым огоньком.

— Гореть, правда, будет недолго и тоже не особенно красиво. — Рязанцев уронил обугленную гадость в пепельницу. — При известной бестолковости, поджигая сахар, можно потушить исходный источник пламени — зажигалку. В контексте разговора лучше бы подошла свеча, но свечей у меня нету… Однако это не значит, что пламя нельзя зажечь снова. Если объект предназначен для того, чтобы гореть, и если он не испорчен необратимо, с этим проблем не будет. Вот, собственно, и все.

Святослав Николаевич убрал пепельницу со стола, потом снова взял, вытряс содержимое в помойное ведро и сунул в мойку. Я наблюдала за этим приступом чистоплотности, соображая и формулируя.

— Ага. Тогда, если пламя — это способность оборачиваться… то оборотень — это зажигалка. Или свеча. Или, скажем, огнемет, кому как Бог дал. (Рязанцев ухмыльнулся и кивнул.) Нормал — то, что можно поджечь. Или нельзя. Или можно, но в особых условиях. А Антон и компания, значит, наловчились гасить свечку, поджигая кусок сахара. Так?

— Так.

— Но на самом деле они не отнимают дар? Оборотень не перестает быть оборотнем?

— По большому счету — да. Но в то же время… Свечу ведь можно и сломать, и деформировать, так что она больше никогда не будет гореть как прежде. Утратить дар проще, чем многие думают. Как вы понимаете, масштабных экспериментов в этом направлении никто не проводил… давно никто не проводил, а тогдашних экспериментаторов судьба оборотней, лишенных дара, волновала в последнюю очередь — чтобы восстановиться, у них не было ни условий… ни времени до расстрела. По моему сугубо личному мнению, повреждения при этом относятся не столько к дару, сколько к другим отделам психики, и вы, Галочка, тому блестящее доказательство. А вот что стабильная передача дара невозможна — это бесспорно. Не удалось тогда, не удастся и теперь. Из бумажки хорошую зажигалку не сделаешь, максимум — растопку на один раз.

— А потом бумажка сгорит?

— Ну… Сахар вон почти не израсходовался, потух быстрее… хотя товарный вид потерял.

— То есть личность нормала, который примет мой Облик, или чей-нибудь еще, тоже пострадает?

— А вот это трудно сказать. К лабораторным журналам… точнее, протоколам допросов… нам так и не удалось получить полный доступ. И судя по тому, что я прочел, психическое здоровье реципиентов, этих добровольцев, которых делали оборотнями, никто специально не исследовал. Хотя есть сведения, что с головой у некоторых из них было не все ладно, но тому могла быть тысяча причин. Работа у них была, как вы догадываетесь, вредная, себя не щадили в борьбе с врагами народа… Но факт тот, что никто из них не остался оборотнем на сколь-нибудь долгое время. Неделя, максимум месяц. Некоторые отторгали Облик сразу… я потому и говорил о разных материалах. Бумага будет гореть, нож только закоптится. И еще один важный момент: с отнятия Облика до передачи, по моим прикидкам, должно пройти не более суток, максимум двух. В конденсаторах он долго не хранится.

— Ага. Значит, клиенты Антона получали Облик на время?

— Очевидно, так. Векторная нестабильная импозиция, если по-научному. Векторная — значит, в одну сторону, от человека к человеку, и отнятый Облик обратно вернуть нельзя, он должен сам возобновиться. А нестабильная — понятно почему.

Векторная нестабильная импозиция… ве-ни… комбизнес, соответственно. А я-то гадала, причем тут подметальное оборудование.

— А на какое время? То есть как долго клиент остается оборотнем?