Птица не упадет

Марион Литтлджон была на кухне с сестрой, и он с удовольствием слушал их веселую болтовню.

Он постучал. Разговор прервался, и в дверях показалась Марион.

В пестром полосатом переднике, голые руки по локоть в муке.

— Марк, — спокойно сказала она. — Очень приятно. — И постаралась убрать со лба прядь волос, оставив на переносице белый мучной след. Жест получился неожиданно привлекательный, и Марк почувствовал, как дрогнуло сердце. — Входи.

Она посторонилась и шире открыла для него дверь.

Сестра Марион приветствовала Марка ледяным тоном: она считала, что Марк ее обманывает.

— Как он хорошо выглядит, — сказала Марион, и они принялись внимательно разглядывать Марка, стоявшего посреди кухни.

— Слишком худой, — язвительно сказала ее сестра и принялась развязывать передник.

— Пожалуй, — легко согласилась Марион, — значит, его нужно хорошо кормить.

И она улыбнулась и кивнула. Теперь она видела, что Марк загорел и похудел, от ее доброго, материнского взгляда не ускользнуло и то, что у него теперь черты зрелого мужчины. Она заметила также его печаль и одиночество, и ей захотелось обнять Марка и прижать его голову к своей груди. Но вместо этого Марион сказала:

— У нас хорошее жирное молоко. Садись так, чтобы я могла тебя видеть.

Пока она наливала молоко из кувшина, сестра повесила передник и, не глядя на Марка, строго сказала:

— Нам еще нужны яйца. Схожу в город.

Когда они остались одни, Марион взяла скалку и стала раскатывать тесто, превращая его в тонкий лист.

— Расскажи, чем ты занимался, — попросила она, и Марк начал, вначале нерешительно, потом со все большей уверенностью и энтузиазмом рассказывать о Воротах Чаки и о работе всей своей жизни, которую он там нашел.

— Это хорошо, — время от времени прерывала Марион его рассказ; мысленно она уже составляла списки необходимых припасов, прагматично приспосабливаясь к жизни вдали от цивилизации, где даже маленькие удобства становятся роскошью: стакан свежего молока, освещение ночью — все это нужно заранее продумать и организовать.

Показательно, что такое будущее не вызывало у нее ни смятения, ни отчаяния. Она была из породы пионеров. Куда идет мужчина, туда за ним идет и женщина.

— Место для дома — на первой складке холмов, но оттуда видна вся речная долина, а сразу над ним — Ворота Чаки. Там очень красиво, особенно по вечерам.

— Не сомневаюсь.

— Я составил такой план дома, что можно будет добавлять комнату за комнатой. Сначала их будет всего две.

— Две для начала вполне достаточно, — согласилась она, задумчиво морща лоб. — Но для детей понадобятся отдельные комнаты.

Марк замолчал и посмотрел на нее, не вполне уверенный, что расслышал правильно. Марион замерла, держа скалку в обеих руках, и улыбнулась.

— Ты ведь за этим приехал сегодня? — ласково спросила она.

Он опустил глаза и кивнул.

— Да. — Его самого это ошеломило. — Наверно, так и есть.

* * *

Она лишь на миг утратила спокойствие во время церемонии, когда увидела в церкви в первом ряду восседающего рядом с женой генерала Шона Кортни. Шон был в визитке, с бриллиантовой булавкой в галстуке, а Руфь холодна и элегантна в огромной, размером с тележное колесо, шляпе с белыми розами по краям.

— Он пришел! — восторженно прошептала Марион и не удержалась от торжествующего взгляда, брошенного на подруг и родственников, как бросают монету нищему.

В обществе она вознеслась на немыслимые высоты.

Потом генерал нежно расцеловал ее в обе щеки, прежде чем повернуться к Марку.

— Ты выбрал самую красивую девушку в городе, мой мальчик.

Марион покраснела от удовольствия и стала розовой, счастливой и действительно такой красивой, как никогда в жизни.

С помощью четверых рабочих-зулусов, которых дал Шон, Марк проложил примитивную дорогу до самой долины Бубези. Он привез свою жену к Воротам Чаки на заднем сиденье мотоцикла, а коляска была доверху занята ее приданым.

Далеко позади зулусы вели Троянца и Спартанца, тяжело нагруженных остальным багажом Марион.

Ранний утренний туман лежал на реке, неподвижный и плоский, как поверхность озера, и свет нового дня играл на нем розовыми и лиловыми бликами.

Из тумана круто вздымались утесы Ворот Чаки, темные и загадочные, увенчанные, как лаврами, золотистыми облаками.

Марк выбрал для возвращения именно этот час, чтобы Марион увидела свой новый дом во всей красе.

Он остановил мотоцикл на узкой каменистой дороге и выключил двигатель.

Они сидели в тишине и смотрели, как солнце зажигает утесы; они горели, как маяки, которые моряк высматривает в океанских пустынях, потому что они манят его к земле и обещают тихую гавань.

— Очень красиво, дорогой, — сказала она. — А теперь покажи мне, где будет дом.

* * *

Она работала с зулусами, по локоть в грязи, когда они добывали глину для необожженных кирпичей, шутила с ними на их языке и беззлобно подгоняла, чтобы они работали быстрее, чем обычно работают африканцы.

Она шла за мулами, держа повод, когда из долины перетаскивали тяжелые бревна; высоко закатывала рукава на загорелых руках и обвязывала голову платком.