Птица не упадет

Внезапно — холоднее, чем ледяное прикосновение снежного воздуха к щекам — он ощутил одиночество, свою уязвимость, осознал, что ему противостоит искусный и неуязвимый враг, невидимый, ужасающе удачливый противник, который за малейшую ошибку покарает неумолимой смертью.

Последний осветительный снаряд догорел и погас, и Марк поднялся и побрел во мраке к темной неровной стене разрушенного фермерского дома. Он присел у этой стены и постарался выровнять дыхание: неожиданно нахлынувший ужас грозил задушить его. Он впервые почувствовал нечто подобное.

Страх был ему знаком, он стал его постоянным спутником в последние два года, но Марк никогда еще не знавал такого парализующего ужаса.

Парень тронул свою ледяную щеку пальцами правой руки и почувствовал, как они дрожат; словно из сочувствия, часто застучали зубы. «Я не могу так стрелять, — подумал он, стиснув челюсти до боли в зубах и прижав руки к телу, — но и оставаться здесь не могу. Надо уходить отсюда, и побыстрей. Развалины — слишком очевидное место для позиции снайпера». Неожиданно его ужас превратился в панику, и Марк приподнялся, чтобы ползти назад, бросив винтовку у разрушенной стены.

— Bist du da?[1] — донесся до него из темноты, совсем близко, негромкий голос.

Марк мгновенно застыл.

— Ja! — ответили чуть дальше у стены, и Марк обнаружил, что его левая рука естественным образом легла на ствол, а правая обхватила затвор; указательный палец лег на спусковой крючок.

— Komm, wir gehen zuruck[2].

Рядом с собой Марк скорее ощутил, чем увидел движение тяжело нагруженной фигуры. Он повернул винтовку в ее сторону, готовый стрелять. Немец грузно ступал по предательски тонкому снежному покрову. Катушки проводов, которые немец нес, негромко звякнули. Он выругался:

— Scheisse!

— Halt den Mund![3] — выпалил второй, и они направились по холму в сторону своих траншей.

Марк удивился, что наряд немецких связистов вышел в такую погоду. Прежде всего он подумал о вражеском снайпере и только потом о своей неожиданной удаче.

Наряд проведет его к немецким окопам и скроет след от снайпера.

Приняв решение, Марк с удивлением почувствовал, что паника прошла, руки прекратили дрожать и обрели твердость камня, а дыхание стало спокойным и глубоким. Он невесело улыбнулся собственной слабости и скользнул вслед за немецким нарядом.

Они были уже в ста шагах за фермерским домом, когда снег перестал идти. Марк пришел в отчаяние (он рассчитывал, что снег будет скрывать его по крайней мере до рассвета), но продолжал красться за связистами. Немцы, приблизившись к своим окопам, пошли быстрее и увереннее.

В двухстах ярдах от вершины Марк отстал от них и двинулся наискось по склону, отыскивая проход в проволочном заграждении, пока наконец не узнал точку, которую они с Фергюсом выбрали накануне днем, разглядывая местность в бинокль. Он добрался до цели.

Один из больших дубов, что росли на холме, упал, выворотив из вспаханной разрывами земли путаницу корней.

Марк забрался внутрь, выбрал место, которое под косыми лучами зимнего солнца окажется в самой глубокой тени, и полз на животе, пока корни наполовину не скрыли его, в то же время не лишив возможности поворачивать голову и плечи, изучая весь северный склон холма.

Теперь прежде всего следовало тщательно проверить П-14, обратив особое внимание на уязвимый высоко установленный прицел и убедившись, что его не сбило во время перемещения по нейтральной полосе. Проделав все это, Марк съел два сэндвича, выпил несколько глотков сладкого кофе и закрыл шерстяным шарфом нос и рот — ради тепла и чтобы скрыть пар от дыхания. И лег головой на приклад винтовки. Он выработал привычку мгновенно засыпать. Пока он спал, снова пошел снег.

Когда Марк проснулся в тоскливом свете серого дня, он был укутан мягкими белыми хлопьями. Стараясь не нарушить покров, Марк осторожно поднял голову и помигал, чтобы глаза быстрей привыкли. Пальцы в перчатках оцепенели; он принялся разминать их, усиливая приток крови.

Марку снова повезло: дважды за ночь — это перебор. Вначале наряд провел его сквозь ограждение, а теперь снег обеспечил естественную маскировку, так что фигура парня слилась с корнями дуба. Слишком большая удача, маятник должен качнуться в противоположном направлении.

Тьма медленно отступала, видимое пространство расширялось, и все существо Марка сконцентрировалось в широко раскрытых карих с золотом глазах. Эти глаза быстро обыскивали местность, изучая все неправильности и складки поверхности, каждую особенность, каждый объект, каждый оттенок текстуры и цвета снега, грязи и земли, каждый пень и каждую ветку, края всех углублений; они искали тени там, где их не должно было быть, высматривали, не потревожен ли новый слой снега — искали жизнь.

* * *

Около девяти снег снова прекратился, а к полудню небо прояснилось и в облаках появились разрывы; единственный рассеянный луч солнца, как луч прожектора, прошел по южному склону холма.

— Пора, Катберт, вызвать огонь на себя.