Птица-пересмешник

— Как, он еще и речи произносит?!

— Да, и не по одному десятку в год. Сами зенкалийцы вдохновляют его на это. Ганнибал называет его словоизлияния «словесными айсбергами», потому что лишь десятая часть того, что исторгается из его уст, имеет хоть какой-то смысл. Но зенкалийцы мнят своего губернатора лучшим после Шекспира мастером слова.

Машина катила к жилищу Питера по дороге, бежавшей вдоль побережья. Солнце уже зашло за горизонт, окрасив небо в зеленые, алые и желтые, словно абрикос, тона; ветер дарил столь приятную после дневной жары прохладу. Навстречу то и дело попадались женщины: одни шли с корзинами свежевыстиранного белья на голове, другие возвращались с полей, неся на плечах мотыги, а на голове — корзины с овощами и фруктами. 

— Заскочишь ко мне с дороги? Выпьем немножко, — пригласил Питер, когда машина остановилась возле бунгало.

— Только очень ненадолго, — сказала Одри. — Я просто обязана поскорей вернуться домой и проследить, чтобы папочка плотно поужинал.

Усталые путники вошли в залитую светом гостиную, и тут же им навстречу вышел одетый в белое и с широкой белозубой улыбкой Эймос. В руке у него была трость, используемая на Зенкали в качестве сумки письмоносца.

— Добрый вечер, сахиб, добрый вечер, мисс Одли, — сказал он. — На имя масса поступила грамота от масса Ганнибал, сахиб.

— Спасибо, — сказал Питер, принимая послание из рук Эймоса. — Пожалуйста, Эймос, подай нам напитки.

— Да, сахиб, — сказал Эймос и исчез.

Питер развернул письмо и прочитал:

«Питер, я должен сообщить пренеприятную новость. Идея строительства аэродрома прошла на голосовании, но, по-моему, точку ставить рано. Просьба прибыть ко мне завтра в восемь на военный совет. Дел много. Г.».

— Сволочи! — завопила Одри, и из глаз ее хлынули слезы. — Ну просто сволочи! Все как один!

— Да погоди ты! Может, все еще не так страшно, как вы с Ганнибалом думаете, — неловко сказал Питер, не зная, как утешить ее.

Одри залпом осушила стакан и поставила его на стол.

— Будет еще хуже, чем мы думаем, — сказала она. — Ну, мне пора. Пока. — Одри выпорхнула из бунгало, и прежде чем Питер выскочил, чтобы проводить ее, прыгнула в машину и была такова. 

Глава четвертая Зенкали удивлен.

 Весь следующий день, как и последующие две недели, Питер провел в неустанных трудах и заботах: он носился между Королевским дворцом, домом Ганнибала и Домом правительства, наблюдая за подготовкой церемонии подписания договора между правительством Зенкали и правительством Великобритании.

Да, да, того самого договора, который грозил превращением забытого Богом и цивилизацией острова в стратегически важный военный объект. Дело существенно усложнялось тем, что Кинги настаивал на максимально возможной помпе и пышности церемонии. Еще бы: ему так редко приходилось надевать свой ладно скроенный мундир, зачем же упускать такой шанс?! Правительство Великобритании присылало по такому случаю из Сингапура батальон пехоты, флотский оркестр и трех весьма странных военачальников — представителей всех видов вооруженных сил: бригадира как представителя сухопутных войск, престарелого адмирала и совершенно погрязшего в старческом маразме командующего военно-воздушными силами. К изумлению Питера, представителем королевы Англии был выбран не кто иной, как его родной дядюшка сэр Осберт. С ним должен был приехать лорд Хаммер — представитель всемирно известной строительной фирмы «Хаммерстайн-энд-Гэллоп», которой и было вверено строительство плотины, аэродрома и военного порта, казавшееся теперь почти свершившимся фактом.

В итоге в общем-то рядовая церемония обрастала таким количеством протокольных деталей, что разработка ее отнимала массу времени к сил. Был еще один человек, формально отвечавший за подготовку, — адъютант губернатора Диггри Финн, стройный молодой человек с песчаного цвета волосами и вечно красными глазами, жутким заиканием и абсолютно дырявой головой. К тому же он имел склонность впадать в истерику при первых же признаках каких-либо осложнений, и было ясно, что толку от такого помощника ни на грош. Все перекладывалось на крепкие плечи Питера.