Птица-пересмешник

— Если вы будете так любезны приехать сюда завтра к восьми утра, мы отправимся с Эсмеральдой в лес, и вы сами увидите, на что она способна. И мы будем счастливы, если потом вы окажете нам честь и останетесь позавтракать. Должен сказать, моя жена Антуанетта — один из лучших кулинаров в нашей области.

— Не только лучший, но и самый красивый кулинар, — галантно добавил врач.

— Что верно, то верно, — подхватил мускулистый молодец, глядя на мадам Кло с таким страстным обожанием, что я не удивился, узнав, что его зовут Хуаном.

— Буду рад и польщен, — заключил я, допил налитое мне вино и откланялся.

Утро следующего дня выдалось солнечное и прохладное, небо было голубое, как незабудки, между деревьями замысловатыми извивами стелился туман. Когда я приехал к усадьбе мсье Кло, ее угловатый хозяин наносил последние штрихи на внешний вид Эсмеральды. Копыта свиньи были натерты свежим оливковым маслом, ее хорошенько почистили щеткой, в крохотные глазки закапали какой-то особый раствор. В заключение из дома вынесли флакончик «Джой» и чуть-чуть подушили Эсмеральду за ушами. После чего надели ей мягкий замшевый намордник, чтобы она не вздумала поедать найденные трюфели.

— Вуаля, — торжествующе произнес мсье Кло, размахивая специальной лопаточкой. — Эсмеральда готова, можно выходить на охоту.

Дальше я пережил несколько весьма поучительных часов, ибо я никогда еще не видел в деле свинью-трюфелеискательницу, тем более такого блестящего мастера, как Эсмеральда. Неторопливо шествуя в дубраве около усадьбы мсье Кло с достоинством пожилой оперной дивы, степенно выходящей на очередной прощальный бенефис, она тихонько похрюкивала фальцетом. Но вот остановилась, подняла голову с закрытыми глазами, постояла, вдыхая лесной воздух, затем подошла к подножию почтенного дуба и стала обнюхивать землю и сухие листья.

— Нашла! — воскликнул мсье Кло и, оттолкнув в сторону Эсмеральду, вонзил в почву свою лопатку.

Немного порывшись в земле, он извлек на поверхность благоухающий черный трюфель величиной с хорошую сливу. Как ни силен был дивный запах трюфеля, я не мог понять, каким образом могла его учуять надушенная «Джоем» Эсмеральда. И это не была случайность — за последующий час с небольшим она обнаружила еще шесть таких же крупных трюфелей. Торжествуя, мы отнесли их в усадьбу и вручили мадам Кло, которая с милым румянцем на лице хлопотала на кухне. Эсмеральду поместили в чистейший загон и наградили разрезанной пополам булкой с сыром, а мы с мсье Кло воздали должное вишневому ликеру.

Затем мадам пригласила нас к столу. Хуан — видимо, в мою честь — был в пиджаке и при галстуке; мсье Кло снял свой берет. Первым блюдом, поданным в тонких, коричневых, как осенние листья, красивых глиняных мисках, был нежный куриный бульон, в котором плавали перья лука и золотистый яичный желток. Далее последовала очищенная от костей крупная форель с начинкой из фенхеля и мелко нарезанных каштанов. Роль гарнира исполняли сладкий зеленый горошек и мелкий картофель в мятной подливе. Однако все это было всего лишь прелюдией к главному блюду, коего все ждали. Убрав наши тарелки, мадам Кло заменила их чистыми, горячими, как свежеиспеченный хлеб. Мсье Кло торжественно и осторожно откупорил бутылку «Шато Бране-Кантенак 1957», понюхал пробку, налил несколько капель в чистую рюмку и попробовал. Ни дать ни взять Эсмеральда, смакующая сыр… Одобрительно кивнув, он наполнил наши рюмки вином, красным, как драконья кровь. В эту минуту, словно по сигналу, появилась из кухни мадам Кло, неся блюдо с четырьмя желтыми, как спелая кукуруза, круглыми нежными пирожками, по одному для каждого из нас. Мы сидели молча, будто в церкви. Мсье Кло поднял свой бокал, пожелал здоровья сперва своей прелестной супруге, потом мне и Хуану. Отпив немного, мы подержали вино во рту, подготавливая вкусовые сосочки к последующим ощущениям. Вот подняты ножи и вилки, срезана с пирожков хрупкая золотистая корочка, и нашим глазам явились, словно ядра ореха, черные как смоль трюфели, источая совершенно невероятный аромат, запах миллиона осенних лесов, густой, восхитительный, не похожий ни на один другой запах на свете. Мы принялись есть в благоговейной тишине, ибо за едой даже французы перестают говорить. Когда последний кусочек растаял у меня во рту, я поднял бокал.

— Мадам Кло, мсье Кло, Хуан, позвольте мне произнести тост. За Эсмеральду, лучшую в мире свинью, образец для всех остальных свиней.

— О, спасибо, мсье, спасибо! — воскликнул мсье Кло дрожащим голосом, со слезами на глазах.