Птица счастья

В последнее время он, конечно, расслабился, отпустил вожжи, и его обошли.

Хлопнула входная дверь. Это из магазина вернулась Надька. Таня не будет сообщать хозяйке неприятную весть. Пусть узнает от других.

* * *

Узнала Надька от Ксении.

– Он не вернется, – мрачно сказала Ксения, входя в дом.

– Почему? – не поняла Надька.

– Когда такие люди теряют власть, они не живут, а доживают. А доживать ему лучше дома.

– Кто теряет власть?

– Включи телевизор, – посоветовала Ксения.

Надька нажала кнопку.

По всем программам показывали нового губернатора. Новый был моложе, спортивнее, но какой-то приблатненный. Зубы слишком крупные для натуральных. Он все время улыбался, видимо, ему нравились его зубы и он торопился их показать.

Стало понятно, почему Иван молчал. Доживать ему лучше дома. Жена проверена временем, а Надька – фейерверк в ночном небе. Непонятно, куда брызнет.

Ксения стояла за спиной.

– Хорошо, что не убили, – прокомментировала она. – Могли застрелить или грохнуть с вертолетом.

У Надьки заболела голова, мгновенно и резко. Ксения поразительно умела находить ненужные слова.

– Посиди с детьми, – велела Надька. Вышла в прихожую. Оделась. Ей захотелось выкинуть себя из замкнутого пространства. Захотелось свежего воздуха и движения.

Надька вышла на улицу. Пошла вперед, все равно куда.

В сумочке зазвонил мобильник. Надька заторопилась, но заклинило молнию. Она сильно дернула. Разорвала.

Это был Андрей. Надька испытала разочарование.

– Знаешь? – спросил Андрей.

– Неужели ты знаешь, а я нет?.. – отозвалась Надька.

– Кое-что я знаю, а ты – нет.

Надька напряглась. Что еще?..

– Он перевел все свои деньги на счет жены, – сообщил Андрей. – Аннулировал свой счет.

– Деньги смывают обиды, – вспомнила Надька.

– Это так, – согласился Андрей. – Но теперь он нищий.

– Ничего. Я богатая.

– А что у тебя есть? – удивился Андрей.

– Иван…

Андрей замолчал, наступила полная тишина. А может быть, это отключилась связь. Разрядилась батарейка.

Онассис без кошелька… Ну и что? Кошелек надувается и сдувается, как проколотая шина. А человек остается прежним.

Перед сном кошелек оставляют в тумбочке, а спать ложатся голыми. Человек ложится спать со своим здоровьем, совестью и любовью. Только это и имеет значение. А деньги – всего лишь удобство. И больше ничего. И разве защитили Онассиса его деньги?

Надька вошла в кинотеатр. Зал – полупустой из-за дорогих билетов.

Шла какая-то американская байда. Преувеличенно высокие люди стреляли в пупырчатых монстров.

Надька перестала следить за действием. Если Иван перевел деньги на жену, значит, заплатил за свободу. Свобода стоит дорого. Когда Темпельсман собрался уходить к больной Жаклин, жена сострогала с него многие миллионы. Почему жене Темпельсмана можно, а жене Шубина нельзя?.. Но если Иван свободен, то где же он?

Мучила изжога. Это ребенок сидел в Надьке, как в камере, отколупывал штукатурку со стен. Можно еще успеть сделать аборт, но Надька уже любила этого ребенка. Была уверена: это будет мальчик, азиатский колобок. Придумала имя: Саввушка. Иван… Где он сейчас? Такие люди, теряя власть, не живут, а доживают. А вдруг решил не жить вообще?

Надька торопливо выбралась из темного зала. Выбежала на улицу. Поймала такси. Рванула к нему на квартиру – ту самую, с утками. Надьку вела интуиция.

Такси остановилось возле подъезда. Надька вышла из машины, посмотрела вверх. Свет в его окнах горел. А может, это чужие окна… Надька поднялась на лифте. Принюхалась. Запаха газа не было. Надька разогналась, толкнула дверь плечом. Дверь оказалась открытой, и Надька чуть не растянулась в прихожей. Но устояла. Только пробежала вперед.

Квартира оказалась совершенно пуста. Голые стены. И единственный стул в центре комнаты. На стуле сидел Иван. Смотрел в пол. Посреди пустого пространства он был похож на памятник себе.

Три квадратных метра в углу были заставлены пустыми бутылками. Иван вгонял себя в беспамятство.

– А утки где? – спросила Надька.

– Улетели. В теплые края.

Иван без удивления смотрел на Надьку.

– А я вот квартиру освобождаю. Для следующего.

Его губы плохо слушались, будто замерзли. Иван похудел, оброс щетиной, как бомж. Бомжеватость ему шла. Он был почти красивый.

– А я тебя люблю, – сообщила Надька.

– Ты уже говорила, – напомнил Иван.

– Да. Я говорила, но не очень верила. А оно именно так и оказалось.

Надька подошла. Он поднялся. Она обняла его, прижала, спрятала в себе, как будто это был ее сын, которого избили дворовые мальчишки.

Иван стоял с опущенными руками. Не мог понять: проиграл он или выиграл?

* * *

Последнее время машин в Москве больше, чем людей. Или столько же. Застревали в пробках, стояли подолгу.

Борис сосредоточенно смотрел на дорогу. У него был хороший профиль и хороший парфюм. Это важно. Надьку последнее время мучили запахи.

– А почему ты ко мне не приставал? – спросила вдруг Надька. – Не хотел?

– Когда хотел, ты была занята. А потом я понял: дружба лучше, чем любовь. Потому что любовь проходит, а дружба – нет.

– Дружба – это самая прочная валюта, – согласилась Надька.