Птица счастья [СИ]

В стране величайшей через год после выборов восемнадцатого года у внушительного количества граждан птенцы вышли из-под контроля и заговорили пуще прежнего. Молвили люди, что расползалась смута несколько месяцев после возвращения со службы солдат прошлогоднего осеннего созыва. Пернатые питомцы дембелей шумели и бились о прутья клеток до тех пор, пока их не выпускали в квартиру, а потом и вовсе на улицу. И, поскольку птицы имели привычку общаться, они звали с собой за компанию и тех, что были спокойны. И город заполнился птицами, орущими по непонятным причинам, и хозяевами, безрезультатно за ними охотившимися, что нарушало установленный общественный порядок. Город освободили от машин, но теперь он кишел людьми и перьями. И вышел приказ, запрещающий самовольный выгул орущих птиц. В определенный момент казаки и ОМОН утомились таскать птицеловов по автозакам и стали делать это вяло, без энтузиазма даже на камеру. После любого инфоповода, распространяемого стихийно по сети, высыпали на улицы птицы и высказывали свое недовольство. Они были вне системы и могли своим ясным взглядом оценить несправедливости режима. Граждане, что зависели от бюджетных средств, привязывали своих птенцов и отключали интернет. Птицы сначала выражали недовольство любыми государственными запретами, потом недовольство отменой запретов. Иногда их хозяева ссорились между собой на страницах в интернете, как лучше выразить недовольство своих пернатых друзей. Кидать бумажные самолетики из окон одним показалось очень либеральным знаком, против чего выступила вторая часть, призывавшая беречь бумагу, а вместе с ней леса. Запуски фонариков нравились романтической части, прагматики же предупреждали о возможных пожарах. И пожары случились. Кипел котел юной птичьей демократии. Сторонники государственной пропаганды призывали решать вопросы не на птичьих митингах, а «по-человечески». Что входило в это понятие, они не поясняли. Веганы схлестнулись с мясоедами, глютен висел угрозой над жизнями тех, кому хлеб был «всему голова», грибники попали под опалу поисковых отрядов, спасавших из чащ лесов дремучих, а сами спасатели в свою очередь попали в опалу церкви. И вся эта бурлящая масса людей статистически сортировалась и создавала собственное виртуальное лицо. Исследовались ее свойства как явление молодое и инертное, но политически социологи госаппарата отставали от процесса не справляясь с объемами информации. Появилось поколение других птиц, и развивались они по-другому и быстрее. Любимым приемом для отслеживания реакции стихийных стай стали законопроекты для отвлечения внимания. Объявляли о введении законов абсурдных, парадоксальных и задевающих самые тонкие струны птичьего характера. Птицы вскипали в своем недовольстве, драли перья. А потом в последний момент появлялся глава государства, отменял абсурдные законы и наводил порядок. И птенцы радовались и продолжали слетаться к кормушкам, там же справляли нужду и спустя некоторое время начинали искать повод для нового сбора и стрекота. После того, как процессы образования стай были тщательно изучены, разрешили один огромный птичий сбор. Большой, всенародный, чтобы наговорились всласть. Хозяева пернатых затаились в ожидании подвоха. Флаги наглажены, лозунги написаны, транспаранты сколочены, места для посадки птиц продуманы, перья начищены. Все желающие подготовили палатки — сбор обещал быть продолжительным. Стоять все хотели до неопределенного конца, казаков и ОМОН отвели на значительное расстояние.

И тогда началась волна чисток. Чисток нового времени, подобная лавине позабытой, прошедшей в давние времена. Национальную гвардию в один день наделили чрезвычайными полномочиями: составом три бойца на одного птенца задень до начала митинга были задержаны тысячи птиц и их хозяев. Болтливость молодых птиц сыграла злую шутку над хозяевами. Птицы разболтали, кто как живет, что ворует и бывают ли случаи коррупции. И арестовали всех. Без привилегий самым состоятельным задержанным и без поблажек мелким самозанятым уклонистам от налогов. Находили их на рабочих местах, дома, в метро, везде, где они были замечены.

К вечеру того дня на улицах не оказалось никого. Борьба с несправедливостью перестала быть поводом рвать на себе последние перья, а масштаб задержаний утихомирил самых рьяных антиправительственных активистов — где-то в сознании граждан пыталась зародиться надежда на светлое будущее. Все, кто наряжал своих детей в военную форму на Девятое мая и орал, что может повторить подвиги своих дедов, вдохновленные заработавшей машиной справедливости, начали с усиленным рвением строчить доносы на оставшихся буржуев, злостных врачей-взяточников и учителей, не уважающих права детей, увидев, что система работает. Остальные побежали в церковь или за границу, громыхая накрытыми тряпкой клетками с птицами. В первом случае всех принимали с распростертыми объятиями, а во втором находили причины не выпускать из страны, по причине отсутствия паспорта у питомца..