Смотрят: а где же гусь?.. Нет, не видно, не слышно нигде пернатого. Лишь перо, как память о нем, в руках у одного из солдат осталось.
Пока шумели, ругались солдаты, гусь юрк между ног и к речке быстрее ходу. С лапы на лапу, с лапы на лапу, с берега в воду поспешно прыг. Отплыл, залез в камыши. Лишь глазом оттуда удивленно посматривает. Видать, и впрямь любопытный гусь.
Богатый мужик Дормидонт Проскуров стал торговать с французами.
У других крестьян французы ни за какие деньги ничего не достанут. Лучше сожгут крестьяне, лучше в реке утопят, лучше в лес волкам отнесут — лишь бы не французам.
А Дормидонт Проскуров пожалуйста!
Видит он, что французы на деньги нескупы. Чего упускать момент, не трижды живем на свете.
Продал Проскуров зерно, сено, корову, козу, распродал гусей и кур.
Мешок специальный завел. Деньги в мешок собирает.
Рассуждает: чего бы еще продать?
Вспомнил он о соленьях. Продает огурцы и капусту, грибов небольшой остаток.
Небывалый у Дормидонта Проскурова торг.
— А репу возьмете?
— Возьмем.
— А морковь?
— Возьмем и морковь, — отвечают французы.
Разбухает мешок с деньгами. Даже жмых Дормидонт перегнивший продал.
Наконец Проскуров продал последнее. В общем, ни с чем остался. «Бог с ним, — решает. — Денег мешок. Я теперь на всю округу самый богатый. Раз в десять больше всего накуплю».
Был Дормидонт продавцом, стал теперь покупателем. Отправился верст за двадцать в не занятое французами село на базар. Ходит что гоголь.
Тут посмотрит, там приценится, и это и то пощупает. Облюбовал телку, корову, коня, второго коня, козу. Ну и пригонит домой богатства!..
Вот и сошелся в цене. Начинает считать кредитки:
— Раз, два, три…
— Э, да ты подожди, постой… Они же фальшивые!
— Что! — заревел Проскуров. — Какие фальшивые? Они же французами плачены!..
Стал собираться народ. Стали смотреть кредитки. Так и есть, все, как одна, фальшивые.
А дело в том, что, отправляясь в Россию, Наполеон приказал напечатать фальшивых денег. Оттого-то французы и щедры.
Взвыл Дормидонт Проскуров. И туда, и сюда, к одному и к другому… Да только никто на фальшивые деньги продавать ему ничего не согласен.
Вернулся домой он черней чернозема. Недолго Проскуров прожил. От расстройства бедняга помер.
Многие дворяне при подходе французов бросали свои имения и уезжали.
Однако были и такие, которые оставались. Не уехала и княгиня Затонская.
— Французы меня не тронут, — заявила княгиня. — Я во французском духе воспитана. Я романы на их языке читаю. Французы — сама деликатность.
Махнул старый князь рукой:
— Ну, как знаешь.
Взял и уехал.
Осталась одна княгиня, да девка при ней Парашка.
Пришли французы под Вязьму. Какой-то отряд вступил и в имение князей Затонских.
Явились солдаты в дом выбирать ночлег для своего командира.
Прошли они длинным рядом различных комнат, облюбовали одну с окном к восходу. Комната небольшая, зато уютная. Кровать белым как снег застелена. Запахи ароматные. Столик, духи на столике.
— Как раз нашему офицеру.
Подошли княгиня и девка Парашка.
— Это комната моя, — объясняет княгиня.
— Это комната ее сиятельства, — уточняет Парашка.
«Какое еще сиятельство!» — смотрят на женщин солдаты.
— Это комната для нашего офицера, — говорят они грозно.
А в это время офицер вошел в дом. Услышал он разговор о комнате, подошел, поклонился княгине.
— Пардон, — произнес, — мадам. Виконт де Ланжерон, — представился. Поцеловал княгинину ручку. — Убирайтесь! — крикнул солдатам. Шаркнул ногой перед девкой Парашкой. — Пардон, мамзель…
Просияла княгиня. Предлагает она офицеру остаться, выбрать любую из комнат.
— Хотите ту, что с балконом, или нет, лучше ту, что в китайском стиле.
— Господину офицеру лучше бы княжеский кабинет, — предлагает девка Парашка. — Там ружья висят и сабли.
— Не смею, — отвечает виконт, — нарушать ваш покой. Время военное, пересплю по-солдатски.
Сказал, опять поклонился и тут же вышел наружу.
Стоят княгиня с Парашкой.
— Вот это француз! Сама деликатность.
Решил офицер переночевать рядом с княжеским домом в селе. Выбрал избу получше.
— Вот здесь, — указал солдатам.
Вошли солдаты в избу, минут через пять вернулись.
— Ваше благородие, там горница занята. Там восемь детей крестьянских. Мал мала меньше. Хозяйка больна — лежит в беспамятстве.
Глянул грозно офицер на солдат:
— Очистить избу немедля!
Побежали солдаты.
Поздно вечером заглянула в село и девка Парашка. Встречает крестьян, хвалится французским офицером, никак не нахвалится:
— Он ручку барыне поцеловал!.. Солдат из господского дома выгнал. По-кавалерски мне поклонился. И все говорил «пардон». Сие есть деликатность, — объясняла Парашка.
Чешут мужики свои бороды:
— Н-да, ворон ворону глаз не выклюет.
В Екатеринославский драгунский полк поступило конное пополнение — 126 лошадей.
Кони не простые, из царских конюшен. Сам Константин Павлович Романов, родной брат царя Александра, их для полка пожаловал. Правда, за плату.
— Повезло, — рассуждают драгуны.
— Кони небось в сажень. С трудом на таких залезешь.
— Кабы не война, видал бы ты этих коней!
— Ныне и царский род для войны не скупится.