Птица солнца

Салли жадно следила за моими действиями и иногда не просто советовала, а вмешивалась, я же с помощью обрывков своей рубашки наметил очертания будущей траншеи. Узкая щель три фута шириной и двадцать длиной, под прямым углом к основанию, должна была открыть пересечение горизонтов.

В своем блокноте Салли тщательно отметила положение каждого нашего условного знака. Я подготовил фотоаппараты, инструменты и брезент с «лендровера». Наша траншея пройдет всего в тридцати ярдах от палатки. Мы разбили лагерь буквально на древней стене.

Я расстелил брезент (буду складывать туда землю из траншеи), потом снял рубашку и отбросил в сторону. Я больше не стыдился обнажать свое тело при Салли. Поплевал на ладони, запомнил расположение ленточек, взял кирку и взглянул на Салли. Та в широкополой шляпе сидела на брезенте, поджав ноги.

– Готова? – я улыбнулся ей.

– До конца, партнер? – спросила она, и я был неприятно поражен. Это наши с Лореном слова. Другим мы их не говорим. Потом я вдруг подумал: «Какого дьявола? Ее я ведь тоже люблю».

– До конца, девушка, – согласился я и взмахнул киркой. Приятно было ощутить в руках легкую, как перышко, кирку; ее жало глубоко врезалось в песчаную почву. Я работал неторопливо, время от времени меняя кирку на лопату, но скоро пот ручейками заструился по моему телу и пропитал брюки. Землю из траншеи я выбрасывал на брезент. Салли начала тщательно ее просеивать. Она весело болтала во время работы, я в ответ только ухал, очередной раз взмахивая киркой.

К полудню я отрыл траншею на всю длину и на глубину в три фута. На восемнадцатидюймовой глубине песчаную почву сменил темный красноватый суглинок, еще влажный от недавних дождей. Мы отдохнули, поели консервов и выпили бутылку виндхукского пива, чтобы восполнить потерянную мной влагу.

– Знаешь, – Салли задумчиво смотрела на меня, – когда привыкнешь, в твоем теле обнаруживается странная красота.

Я покраснел до слез.

Я работал еще с час, потом кирка выбросила что-то черное. Я ударил еще раз – опять черное. Я отбросил кирку и нагнулся к дну траншеи.

– Что там? – сейчас же спросила Салли.

– Пепел, – сказал я. – Угли.

– Древний очаг, – предположила она.

– Возможно, – я решил не спешить соглашаться, чтобы потом иметь возможность подтрунивать над ее торопливостью. – Возьмем образцы для датирования.

Теперь я работал осторожно, стараясь вскрыть слой с пеплом, не задев его. Мы собрали образцы, выяснив, что толщина слоя пепла в разных местах колеблется от четверти дюйма до двух дюймов. Салли отметила глубину залегания и положение каждого образца, а я сфотографировал траншею и наши метки.

Потом мы распрямились и переглянулись.

– Слишком велико для очага, – сказала она, и я кивнул. – Дальше углубляться не надо, Бен. Кирка и лопата тут не годятся.

– Знаю, – сказал я. – Половину траншеи мы оставим, постараемся не трогать слой пепла, но в другой части я намерен добраться до основания.

– Я рада, что ты так сказал, – захлопала в ладоши Салли. – Я тоже так считаю.

– Начинай с того конца, а я с этого. Пойдем друг другу навстречу. – Мы начали снимать слой пепла с половины траншеи. Сразу под пеплом я обнаружил слой твердой глины и (хоть и не сказал этого) решил, что это строительная шпатлевка. Это был явно искусственный слой, он не мог появиться сам по себе.

– Осторожней, – предупредил я Салли.

– Велел человек с киркой и лопатой, – саркастически пробормотала она, не поднимая головы, и почти немедленно сделала первое открытие в руинах Лунного города.

Я пишу это, а передо мной – ее блокнот с грязными следами пальцев на страницах, где крупным девичьим почерком написано:

Траншея 1. Знак АС. 6.П.4. Глубина 4'2,5".

Предмет. Одна стеклянная бусина. Овальная. Голубая. Окружность 2,5 мм. С отверстием. Слегка смята.

Прим.: Найдена в слое пепла на уровне 1.

№ находки 1.

Эта лаконичная запись не дает представления о нашей радости, о том, как мы обнимались и смеялись при свете солнца. Типичная финикийская голубая торговая бусина. Я зажал этот крошечный стеклянный шарик в кулаке.

– Сберегу ее и затолкаю им в зад, – пригрозил я.

– Если зад у них такой же узкий, как мозги, тебе придется попотеть, дорогой Бен.

Я начал работать маленькой киркой и через пятнадцать минут сделал второе открытие. Обгорелый обломок кости.

– Человеческая? – спросила Салли.

– Возможно, – ответил я. – Головка бедренной кости человека, ствол сгорел.

– Каннибализм? Кремация? – предположила Салли.

– Можно только гадать.

– А ты сам что думаешь?

Я долго молчал, собираясь с мыслями, потом сказал:

– Я думаю, на этом уровне Лунный город был разграблен и сожжен, его обитатели перебиты, стены снесены и здания разрушены.

Салли негромко присвистнула, изумленно глядя на меня.

– И все это на основании одной бусины и куска кости – вот кто самый большой выдумщик нашего времени!

* * *

Вечером в ответ на громогласные расспросы Ларкина я сказал:

– Спасибо, Питер. У нас все в порядке. Нет, нам ничего не нужно. Да. Хорошо. Пожалуйста, передайте мистеру Стервесанту, что перемен никаких, сообщить нечего.

Я выключил радио, стараясь не смотреть на Салли.