Птица солнца

Я был разочарован, рассержен и расстроен. Разочарован, поскольку Гамильтон – лучший специалист в мире и его присутствие сразу придало бы вес нашему открытию, подтверждая аутентичность нашего города. Расстроен, потому что, по-види–мому, Гамильтон счел мои утверждения чушью – моя репутация сильно пострадала от яростных нападок моих критиков и научных противников, и на Гамильтона это явно подействовало. Он не хотел, чтобы его имя связывали с моим явно сфальсифицированным открытием. Наконец, я рассердился, потому что отказ Гамильтона принять участие в работе был прямым оскорблением. Он записал меня в парии, и теперь остальные тоже не дадут согласия на сотрудничество, в котором я отчаянно нуждался. С первых же дней мне грозила дискредитация.

– Он не дал мне ни одного шанса, – сетовал я, обращаясь к Салли. – Даже выслушать не захотел. Выходит, я теперь профессиональный прокаженный? Даже разговор со мной может уничтожить репутацию.

– Тощий лысый старый козел! – поддержала меня Салли. – Развратный старикашка, только и смотрит, как бы хлопнуть по заднице, и…

– И при этом – крупнейший в мире авторитет по древним рукописям, – с горечью сказал я. Ответа на это не последовало, и мы некоторое время сидели в молчании.

Потом Салли приободрилась.

– Ну что ж, тогда притащим его! – предложила она.

– Он откажется даже встретиться с нами.

– Встретиться со мной он не откажется, – заверила Салли. За этими словами скрывалась какая-то нерассказанная история, и яд ревности пошел гулять по моим жилам. Салли работала с Гамильтоном три года, и я мог утешаться только тем, что ее чересчур высокие стандарты исключают Элдриджа Гамильтона.

Семьдесят два часа спустя я сидел в кафе у Белла и Харли с пинтой доброго английского горького эля и с беспокойством смотрел на автостоянку. От Оксфорда сюда всего десять минут езды, и Салли полагалось бы уже давно быть здесь.

Я устал, был раздражен и подавлен после ночного перелета из Йоханнесбурга в Хитроу. Из аэропорта Салли позвонила Гамильтону.

– Профессор Гамильтон, надеюсь, вы не рассердитесь на меня за этот звонок, – скромно начала она. – Салли Бенейтор – помните, в шестьдесят шестом я работала под вашим руководством. Верно, Салли-Зеленые-Глаза. – И она кокетливо засмеялась. – Я пролетом в Англии. Всего на день-два. Я так одинока, у меня ностальгия по тем чудесным дням. – В ее голосе звучала сотня интимных оттенков приглашения и обещания. – Ленч? Замечательно, профессор. Разрешите, я за вами заеду на машине. Возьму напрокат.– Она торжествующе подняла вверх большой палец. – Белл и Харли? Конечно, помню. Как я могу забыть. – Она скорчила мне гримасу. – С нетерпением ожидаю встречи.

Серебряный «ягуар» скользнул на стоянку, и я увидел за рулем Салли. На волосах шарф, на губах улыбка – она совсем не походила на девушку, которая провела четырнадцать часов в тесном кресле трансконтинентального реактивного самолета.

Салли выскользнула из машины, сверкнув великолепными загорелыми ногами, и пошла ко мне. Повиснув на руке Элдриджа Гамильтона и весело смеясь.

Гамильтон – высокий, сутулый человек лет пятидесяти в неряшливом твидовом костюме с кожаными нашивками на рукавах, который висит на нем, как мешок. Нос с горбинкой, лысина блестит на солнце, точно натертая воском. В целом, конечно, соперник не опасный, но когда он смотрел на Салли, его маленькие глаза за стеклами очков в роговой оправе сверкали, а губы похотливо приоткрывались, обнажая рот, полный плохих зубов, и я обнаружил, что мне придется дорого платить за его услуги.

Салли вела его к моему столику. В шести футах от него профессор узнал меня. Гамильтон замер, и я увидел, как он мигнул. Он сразу понял, что его обманули, и на мгновение наша затея повисла на волоске. Он легко мог развернуться и уйти.

– Элдридж! – зазывно заворковал я, вскакивая.– Как приятно снова вас видеть! – Пока он колебался, я схватил его за локоть и сжал, как в тисках, обшитых бархатом. – Я заказал для вас большую порцию джина «Джилби» с тоником – это ведь ваше любимое пойло, не так ли?

Прошло пять лет с нашей последней встречи, и то, что я помню его личные вкусы, слегка смягчило Гамильтона. Он позволил нам с Салли усадить его в кресло в приятном соседстве с джином. Пока мы с Салли обрушивали на него все наше объединенное очарование, он хранил подозрительное молчание. Так продолжалось, пока он не покончил с первой порцией джина. Я заказал другую, и он начал оттаивать, а прикончив половину третьей, стал игрив и разговорчив.

– Читали ответ Уилфрида Снелла на вашу книгу «Офир» в «Джорнале»? – спросил он. (Уилфрид Снелл – самый шумный и безжалостный из моих научных противников.) – Забавная статья, а? – Элдридж заржал, как назойливый жеребец, и сжал прекрасное бедро Салли.

Я человек мирный, но в тот миг мне пришлось настойчиво напомнить себе об этом. Должно быть, лицо у меня стало свирепым. Одной рукой я вцепился в другую, борясь с искушением выволочь Элдриджа из кафе за ноги.

Салли выскользнула из пытливой профессорской руки, и я сдавленно предложил: «Давайте перекусим».