Таня посмотрела в его бледно-голубые, старые, с красноватым оттенком от бессонницы глаза и почувствовала, как этот человек устал, как много видел он и пережил…
«Он не может лгать», – сказала она себе и, тут же, без остановки, захлебываясь, рассказала ему все и даже чуть не расплакалась. Никаноров гладил ее по голове.
–Успокойся. У тебя не было другого выхода… Конечно, в органы ты не решилась прийти, да и выглядело бы для тебя предательством, фискальством каким-то. А по-другому остановить его ты не могла…
– Не могла! Ведь его посадили бы, так, товарищ капитан?
– Ну, это смотря, что взяли бы они.
– Я знаю, что к вам страшно попадать. У вас там разговор короткий. Товарищ капитан, а что ему будет?
– Ничего не будет, успокойся. Скорее всего, ни Тимченко, ни Князев даже ничего не узнают об этом. Но комиссия по делам несовершеннолетних наверняка заинтересуется личностью Князева.
– Я считала, что Тимченко действовал во многом под его влиянием. Сергей, в общем-то, честный, я видела, как он потом волновался, переживал.
Капитан кивнул и поднялся.
– Пойду я, поздновато уже что-то. А ты значит плаваешь? Нужное дело.
Он поправил кашне, застегнул пальто и попрощался.
На улице ветер развевал его седые волосы, нес навстречу жухлую листву. Никаноров шел и думал о том, какая это хорошая девочка, как она заботится о других, как она может любить, и, вообще, есть еще хорошие, честные люди на этом свете. Потом он вспомнил, что нужно купить кефира и батон, свернул к освещенной желто – серебряной витрине.
Таня отпрянула от окна и пошла в душевую. Раздевшись, она вдруг почувствовала необыкновенную душевную легкость. Рядом купались две девочки, по очереди намыливая друг другу спины, хохотали. Бросив взгляд на них, розово мелькающих в клубах белоснежного пара, Таня подумала о том, как они беззаботны и счастливы. Наконец, она замерла под струей, вспоминая события дня.
Вытираясь полотенцем, она видела перед собой глаза этого капитана. Она поняла – именно он облегчил ей душу, придал ей уверенность и энергию…
Одевшись, она вышла на улицу. Уже зажглись фонари, их свет отливал золотом на листве. Идти было легко, приятно и радостно. Она, любя, спасла любимого. Она доказала, пусть для себя, свою любовь, она
А теперь она встретила Антона и углубилась в искусство, такое загадочное и прекрасное. Вокруг нее были хорошие, честные люди: Антон, Володя, Ирина, Борис, Роза, и этот капитан Никаноров, Она помогала и сочувствовала им, и они помогали и сочувствовали ей. Она была уже не одна, было о ком заботиться, за кого переживать. А любовь…. Да разве у всех бывает любовь счастливой? И Таня представила себе, что через время встретит Сергея, будет цветущей и красивой, и он совсем по – другому отнесется к ней. Тане было радостно, все казалось ей милым и интересным: и эти старые деревья и домики, и чудесный свет окон и фонарей. Слезы готовы были брызнуть из глаз, как это обычно бывает, когда она переволнуется, но это были приятные, легкие слезы.
______________________________________________________________________
Глава 6. Мальвина. «Яблоко Евы»
Они шли веселые, раскованные, переполненные жаждой нового и неизвестного, ловко прыгая через искрящиеся светом зеркальные лужи, углубляясь в коричневые тени деревьев и выныривая у блестящих витрин. Шли нарядно одетые, в модных джинсах и куртках, весело переговариваясь между собой.
По пути завернули в подвальчик – магазинчик, где в красновато-желтом свете ламп полутемные мятые лица застыли немыми статуями у обилия грязных стаканов, немытых, жирных тарелок, крошек и окурков столов. Грубая полная продавщица за гроши налила дешевого, терпкого, липкого как сироп, обжигающего нутро, вина, то и дело, вытирая полотенцем липнущий прилавок, тщательно отдирая приставшие копейки и бросая их в ящичек с гремящей мелочью. Как по команде они встали все вместе у стойки, почти залпом выпили рубиновое вино, ощущая горячее тепло внутри тела и начинающуюся неуверенность в движениях, звонко хлопнув стаканами о прилавок, выбрались из душного, спертого, сладковатого воздуха наружу. Довольные, закурили, направляясь к трамвайной остановке. Каждый из них был горд тем, что выпил, держался нарочито прямо и мужественно, но уже с чуть заметной развязностью. Увидев ослепительную золотую оконную полосу трамвая – пошли быстрее и вскочили на подножку уже перед самым его отходом, гордо улыбаясь.
Через три остановки они вышли и пошли по улице, усаженной каштанами. Чем ближе подходили к цели, тем больше волновались и радовались, морально готовясь шире и лучше показать себя на предстоящем вечере. Механически протопав через усыпанную листьями песочницу, мимо визжащих в полутемноте детских качелей, пройдя дворик, вошли в ярко освещенный, пахнущий чем-то домашним, кухонным, подъезд.