Птица у твоего окна

Она долго пыталась наладить контакты, стать ближе к ним, усиленно пытаясь разделять их интересы. Она принимала участие в общих разговорах, поддакивала, если было нужно, усиленно смеялась, когда смеялись все, но потом ужасно уставала от невозможности быть самой собой. Ей, в конце концов, надоело играть и притворяться. Тем более что интересы окружающих девушек зачастую были мелкими, иногда – не выходящими за рамки школьных сплетен, обсуждения актрис и мод. Сами по себе эти темы были тоже любопытными, но этого было так мало и это становилось таким скучным, что Таня предпочитала уходить в свой собственный мир. … И только встреча с Антоном создала в душе у Тани уверенность, что она не одна, что есть люди, живущие по-другому, и их трогает и волнует то, что трогает и волнует ее. Но Таня была молодой девушкой, ей хотелось нравиться, чувствовать к себе внимание, а для этого нужна была контактность, популярность. Это вынуждало Таню к компромиссам, заставляло изгибаться, подстраиваться. Но сейчас она уже чувствовала какую-то усталость, опустошенность и такая грусть закралась к ней в сердце, что она покинула блещущий огнями и гремящий музыкой зал.

Черные улицы, скверы, дома были погружены в сон. Постепенно глаза привыкали к темноте и стали различать цвета ночи. Обсидиановое, темное небо приобрело зеленовато-синие оттенки. Изредка вспыхивали серебристо-кремовые, аквамариновые жемчужные звезды. Таня зашагала быстрее, ощущая на своем лице густую листву низко склонившихся веток. Вот ее любимый парк, ноги сами завели ее на пустынную дорожку. В ночной тишине гулко звучали ее каблучки, но постепенно звук затихал…

Она уже взлетала над спящими скамейками, над прикорнувшими во тьме одинокими каменными беседками. Тело приобрело удивительную легкость, стало легче перышка; ноги медленно покачивались, развевалось, кружилось белое платье, рельефно выделяясь на темно-синем бархате неба. Она улетала от треволнений этого суетного мира, поднимаясь над нежной листвой темных деревьев. И вот остался далеко внизу спящий город, она перебирает звезды, как драгоценные камни, отбирая розовые, желтые и синие сапфиры, травянисто-зеленые изумруды, золотисто-желтые бериллы, прозрачные, как вода, топазы, темно-красные гранаты, блещущие морской волной нефриты…

Шорох за спиной заставил ее мгновенно вернуться обратно. Вскочила озябшая, разминая окаменевшие плечи и поправляя платье. Она на скамейке в парке, а рядом – старик с метлой в руке.

– Ох – ты, разбудил… Да ты спи, спи.… Эх, этакую красоту разбудил. Думал укрыть, утомилась, вижу, дочка….

Но Таня ответила испуганно:

– Нет, нет, спасибо…

И помчалась непослушными, онемевшими ногами прочь из парка.

_________________________________________________________________

Глава 10. Сергей. «Битое стекло»

Он выскользнул на длинный твердый перрон. Остро пахло мокрым железом, мазутом и пылью. Послеполуденное солнце сверкало в темно-желтых зеркалах луж, ослепительно било золотом с огромных стекольных пространств вокзальных окон. Легкие кремовые тучки плавно прогуливались по небу, оставляя за собой пушистые длинные хвосты. Задумчиво и совершенно беззвучно рассекал небо долгой серебристой лентой маленький, словно игрушечный лайнер. Хрипловатый репродуктор разрывался мелодиями, доказывая изо всех сил, что рановато ему на покой.

Людская масса лилась потоком в одном направлении. Сергей шел в густоте плащей и свитеров, чемоданов и баулов, шел навстречу ослепительному солнцу, лучи которого плавно омывали прозрачный ломкий воздух, серые стены здания, остро блестели в глазах прохожих.

Пространство привокзального буфета было наполнено янтарным цветом, золотом кипели начищенные бока громадного самовара, поставленного на возвышении ради красоты. Он нащупал в заднем кармане деньги и заказал полноватой девушке кружку густого имбирного пива и ароматный дымящийся шашлык. Затем жадно кусал жирное мясо, вытирая замасленные руки о салфетку, время от времени похлебывая желтый напиток в грубом бокале, тяжелом, как гиря. Удовлетворив первые позывы голода, стал не спеша оглядывать здешних посетителей и тут же столкнулся глазами с девушкой, притаившейся за соседним столиком за чашкой дымящегося кофе. Он вдруг подумал, что девушка наблюдала за ним, видела, как он ест. Ему стало неловко, и он перевел глаза на старичка, который похлебывал чай с лимоном, а затем на заботливую маму, которая разливала молоко из бутылки в стаканы двум малышам-близнецам, одинаково одетым, жующим пирожки и в унисон болтающим ногами.

Уничтожив пищу, он не спеша вышел через центральный вход вокзала, спустившись по выщербленным ступенькам, закурил. Солнце било в глаза, и он вынул из нагрудного кармана темные очки. Мир сразу погрузился в таинственный темно-синий мрак, солнце побледнело, остыло, а сапфировое небо затянулось фиолетово-серой дымкой.