Но шутка не удалась, хотя я давился и гнусавил, как старательный, но бездарный клоун, знающий, что публика не хуже его самого видит отсутствие таланта.
Рука Эльзы зависла в воздухе и выронила подушку… от последнего судорожного смешка повеяло горестным облегчением или, быть может, переспелым обманом. Она долго разглядывала меня с сожалением и глубокой озабоченностью во взгляде, как будто впервые задумалась не о своей судьбе, а о моей.
XXVIII
Назавтра был понедельник, и мимо меня по конвейеру со стуком плыли розовые пирожные, каждые десять секунд ударявшие мне в нос приторным химическим запахом. Одинаково розовые кондитерские изделия давно примелькались: что ни день они тысячами проплывали мимо и сливались воедино – чтобы различить два соседних, требовалась недюжинная концентрация внимания. По правде говоря, стоило мне задуматься, как я пропускал целые партии, даже не глядя в их сторону; а в тот день мне было о чем подумать. Пирожные, расплывчатые розовые пятна, ехали дальше, провожаемые этим «бум-тук-тук» и следующей партией расплывчатых розовых пятен. Тут как по волшебству у меня созрело решение. Я молча повесил на крючок свой белый халат и шапочку. Как поначалу никто со мной не поздоровался, так никто и не кивнул на прощанье.
Я ликовал. После большого числа неверных решений я принял одно правильное. Увезти Эльзу за тысячи километров, на экзотический остров. Квартиру продать и вырученные деньги забрать с собой на обустройство – наш остров скоро будет стоить в десять раз дороже необработанного клочка земли. Вот это будет жизнь! Мне никогда в жизни не придется больше ишачить. Для нас будет светить солнце, искриться океан; прохладные пальмы будут запрокидывать свои лохматые головы. Эльза будет счастлива, когда я опишу ей такие перспективы, а еще больше – когда зароется ногами в настоящий теплый песок. Эта новая жизнь вдохнет в нас вторую молодость. В мире оставалось много подобных мест: какое же из них предназначалось для нас? У меня не было родни, способной привязать меня к месту, не было корней, способных удержать меня на родной земле. Как же я не обдумал такую возможность раньше?
Я взялся листать каталоги в бюро путешествий, но выбор оказался слишком велик, а мир слишком обширен. Взять хотя бы Полинезийские острова – одни названия чего стоили: Руруту, Апатаки, Такапото; Макемото; Карибский архипелаг, Барбадос, Гренада… Бирюзовые дали не требовали гадать, где кончается море и начинается небо, где кончается прошлое и начинается будущее: и то и другое вдруг становилось непрочным, как картон.
Впрочем, эти идиллические картинки отстояли далеко от реальности: как я выяснил, каждый остров или архипелаг представлял собой отдельное государство. Которое ждет нас к себе? Которое лучше всех оценит мои возможности? Турагент, предоставивший мне расписания авиарейсов и прейскуранты, был бы только рад приобрести для меня билеты, но не смог ответить на мои многочисленные вопросы, хотя и составил для меня подробные списки посольств и консульств.
Мои мечты разбил сотрудник консульства Доминиканской Республики, который сказал, что для въезда в его страну потребуются два действующих паспорта: для меня и для моей спутницы. То же повторяли мне и в других консульствах. Паспорт Эльзы, даже если бы я сумел его отыскать, был давно просрочен. Она фотографировалась для него совсем юной, а кроме того, на обложке стояла желтая звезда. Надумай я его поменять, не привлечет ли она излишнее внимание?
Когда я шел домой, мне в лицо дул прохладный свежий ветер, подсказывавший новые решения. Зачем хлопотать о новом паспорте для Эльзы? Можно ведь просто переклеить фото и черной ручкой подправить дату выдачи. Если это обеспечит нам выезд из страны, неужели на далеком Такапото найдется педант, который станет докапываться, что означает желтая звезда? Вряд ли. Там, скорее всего, ее воспримут как знак особого дипломатического статуса.
А вдруг наши паспорта начнут изучать здесь, в аэропорту Швехат, перед вылетом? Нужно было прийти домой и все тщательно взвесить. В самом крайнем случае я мог бы провезти ее в большом чемодане, но в этот раз путь предстоял неблизкий, и в дороге она могла умереть. Поднимаясь по лестнице, я прокручивал в голове всякие рискованные варианты – и опешил, когда мой ключ ушел в пустоту. На месте замочной скважины была высверлена дыра, и первая моя мысль была о квартирной краже, в результате которой грабители узнали об Эльзе. Впрочем, на дворе стоял сорок девятый год, до середины столетия оставалось каких-то полгода, и женское присутствие вряд ли могло кого-нибудь удивить; но пока я предавался этим размышлениям, до меня дошло, что Эльза исчезла.