Читаем Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов полностью

Когда я сейчас думаю, возможно более доброжелательно, о Терстехе (предположим, я был не прав – и я готов посмотреть на все с иной точки зрения), который полагал, что мне следует заниматься исключительно акварелями, то не понимаю, как бы мне тогда удалось передать индивидуальность человека с мешком за плечами, сеятеля, старика, копающего картофель, парня с тачкой и мужчины, сжигающего сорняки. Результатом стало бы нечто очень посредственное, и я не готов опуститься до этого. А сейчас в моих рисунках присутствует индивидуальность, то, что хотя бы отдаленно напоминает гармонию, к которой стремится, например, Лермит. Акварель – не лучшее средство для передачи удали, размаха и энергичности фигур.

Однако, если стремишься работать исключительно с тоном и цветом, акварель отлично подходит для этого. Я действительно признаю, что этюды тех же самых фигур можно выполнить в совершенно иной манере (в смысле тона и цвета) и с совершенно иной целью, но тогда возникает вопрос: если мое настроение и чутье заставляют обращать внимание в первую очередь на характер, структуру, действия фигур, то можно ли винить меня в том, что я выражаю свои эмоции не в акварели, а в рисунках, выполненных черным или коричневым?

И все же встречаются акварели с четко прорисованным контуром, например у Регаме, Пинуэлла, Уокера и Херкомера (и у бельгийца Менье), и я сам всерьез подумываю заняться ими, но если бы я только попытался, Терстех все равно остался бы не удовлетворен ими, неизменно повторяя: «Это невозможно продать, а продажи должны быть для тебя на первом месте».

Иными словами, он говорит: «Ты – посредственность, а еще ты высокомерен в своем нежелании подчиниться и рисовать маленькие посредственные вещицы, из-за своих так называемых поисков ты выставляешь себя на посмешище и к тому же не работаешь» – вот как я это воспринимаю. Именно это он подразумевал, когда мы беседовали в прошлом и позапрошлом году, и с тех пор ничего не изменилось. Думаю, Терстех навсегда останется для меня the everlasting NO[170].

Я не одинок в этом: у каждого, кто решил пойти своим путем, в прошлом или настоящем был тот, кто постоянно пытался лишить его уверенности в себе. Это досаждает, ты порой чувствуешь себя подавленным и, так сказать, побежденным.

Но, как я уже сказал, такие люди для меня – это «вечное „нет“». В противоположность им люди с характером, в котором отчетливо видна la foi du charbonnier, олицетворяют everlasting yes[171].

Однако временами жизнь становится суровой, а будущее представляется мрачным – когда работа, вместо того чтобы помогать тебе оставаться на плаву, преодолевать трудности и покрывать затраты, приносит одни расходы, и чем усерднее ты работаешь, тем больше топишь сам себя.

Я делаю успехи, работая над фигурами, однако потерпел финансовый крах и не могу оставаться на прежнем уровне.

В последнее время я подумываю, не переехать ли из города к морю или туда, где идут настоящие полевые работы. Полагаю, это позволит немного сэкономить. Здесь я тоже мог бы заниматься тем, чем пожелаю, если бы имел возможность чуть больше зарабатывать и выезжать на этюды в разные места. Пребывание здесь хорошо тем, что у меня хорошая мастерская и я, по крайней мере, не совсем оторван от мира искусства. Невозможно полностью отказаться от обмена мнениями, и время от времени нужно слышать и видеть что-то новое.

Иногда меня тянет в Англию: в Лондоне появился очередной новый журнал «The Pictorial News», сравнимый по важности с «London News» и «Graphic». Может статься, там найдется работа и жалованье для меня, но кто может быть в этом уверен? Надеюсь на твой скорый приезд, прошло много времени – целый год – с тех пор, как мы виделись, но мысли друг о друге не покидали нас.

В последнее время я не расспрашивал тебя подробно о том, что делается с твоей дамой, так как уверен, что вы оба любите друг друга, и это главное, а раз мне это известно, нет нужды вникать в детали.

Перейти на страницу:

Все книги серии Персона

Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь
Дж.Д. Сэлинджер. Идя через рожь

Автор культового романа «Над пропастью во ржи» (1951) Дж. Д.Сэлинджер вот уже шесть десятилетий сохраняет статус одной из самых загадочных фигур мировой литературы. Он считался пророком поколения хиппи, и в наши дни его книги являются одними из наиболее часто цитируемых и успешно продающихся. «Над пропастью…» может всерьез поспорить по совокупным тиражам с Библией, «Унесенными ветром» и произведениями Джоан Роулинг.Сам же писатель не придавал ни малейшего значения своему феноменальному успеху и всегда оставался отстраненным и недосягаемым. Последние полвека своей жизни он провел в затворничестве, прячась от чужих глаз, пресекая любые попытки ворошить его прошлое и настоящее и продолжая работать над новыми текстами, которых никто пока так и не увидел.Все это время поклонники сэлинджеровского таланта мучились вопросом, сколько еще бесценных шедевров лежит в столе у гения и когда они будут опубликованы. Смерть Сэлинджера придала этим ожиданиям еще большую остроту, а вроде бы появившаяся информация содержала исключительно противоречивые догадки и гипотезы. И только Кеннет Славенски, по крупицам собрав огромный материал, сумел слегка приподнять завесу тайны, окружавшей жизнь и творчество Великого Отшельника.

Кеннет Славенски

Биографии и Мемуары / Документальное
Шекспир. Биография
Шекспир. Биография

Книги англичанина Питера Акройда (р.1949) получили широкую известность не только у него на родине, но и в России. Поэт, романист, автор биографий, Акройд опубликовал около четырех десятков книг, важное место среди которых занимает жизнеописание его великого соотечественника Уильяма Шекспира. Изданную в 2005 году биографию, как и все, написанное Акройдом об Англии и англичанах разных эпох, отличает глубочайшее знание истории и культуры страны. Помещая своего героя в контекст елизаветинской эпохи, автор подмечает множество характерных для нее любопытнейших деталей. «Я пытаюсь придумать новый вид биографии, взглянуть на историю под другим углом зрения», — признался Акройд в одном из своих интервью. Судя по всему, эту задачу он блестяще выполнил.В отличие от множества своих предшественников, Акройд рисует Шекспира не как божественного гения, а как вполне земного человека, не забывавшего заботиться о своем благосостоянии, как актера, отдававшего все свои силы театру, и как писателя, чья жизнь прошла в неустанном труде.

Питер Акройд

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное