Птица в клетке. Письма 1872–1883 годов

Когда у человека из еды есть только корка черного ржаного хлеба, правильно будет вспомнить слова: «Tunc justi fulgebunt ut sol in regnum Patris sui» («Тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их») – как и тогда, когда на нем грязные сапоги или мокрая черная одежда. Да войдем мы все однажды в то царство, что не от мира сего, где не женятся и не выходят замуж, где не будет уже солнце служить тебе светом дневным и сияние луны светить тебе, но Господь будет тебе вечным светом, и Бог твой – славою твоею, где не зайдет уже солнце и луна не скроется, ибо Господь будет вечным светом, и окончатся дни сетования твоего, и отрет Бог всякую слезу с очей. И мы также можем быть заквашены малой закваской – «нас огорчают, а мы всегда радуемся», – быть тем, кто мы есть Божьей милостью, храня в потаенных уголках нашего сердца слова: «Я никогда не отчаиваюсь», потому что у нас есть вера в Бога. «Держу лицо мое, как кремень» – это подходящие слова во многих случаях, а также: «Будь как железный столб или как старый дуб». Кроме того, любить растения с шипами, как и колючие изгороди вокруг Английской церкви или розы на кладбище, которые так красивы в эти дни, – это правильно; да, хорошо было бы сплести себе венец из терна жизни, не для людей, а чтобы Господь увидел.

Тебе известна гравюра на дереве Свайна, он толковый малый, его мастерская находится в очень симпатичном районе Лондона, недалеко от той части улицы Странд, где расположены редакции иллюстрированных газет («Ill. Lond. News»[48], «Graphic», «Seeley» и т. д.), неподалеку от Книжных рядов, наполненных всевозможными книжными киосками и лавками, где можно увидеть все, что угодно: от гравюр Рембрандта до «Household edition»[49] Диккенса и книг из серии «Chandos Classics»; там все в зеленых тонах (особенно в пасмурную осеннюю погоду или в мрачные предрождественские дни), и это место невольно напоминает Эфес, такой, каким он описан в Деяниях, своеобразно и просто. (Книжные магазины в Париже также очень интересны, в том числе в Сен-Жерменском предместье.)

Мальчик мой, как же я буду невыразимо счастлив, когда сдам экзамены; если я преодолею препятствия, это будет сделано в простоте сердца, а также с молитвой к Богу на устах, ибо я очень часто с жаром молюсь Ему о мудрости, которая мне необходима, и о том, чтобы Он однажды позволил мне написать и прочитать много проповедей, которые бы напоминали проповеди нашего отца, и о том, чтобы в течение всей моей жизни я довел до совершенства работу и все бы мне содействовало ко благу.

В понедельник вечером я навестил дядю Кора, а также повидал тетю и все семейство, все они передают тебе сердечный привет. Я провел там довольно много времени, потому что давно не видел тетю: ведь человека можно нечаянно оскорбить, если ему покажется, что ты относишься к нему невнимательно и пренебрежительно. Еще у дяди я пролистал книгу «Гравюры Ш. Добиньи». Оттуда я отправился к дяде Стрикеру: дяди дома не оказалось, но у него гостил сын преподобного Мейбоома (брат Маргреет), морской офицер, его подруга, а также юноша Мидделбек, который сколько-то времени провел в Лондоне и собирался туда вернуться.

В десять часов вернулся дядя, промокший насквозь, потому что в тот вечер шел сильный дождь, и у меня случился долгий разговор с ним и тетей, потому что за пару дней до этого их навестил Мендес (не стоит часто бросаться словом «гений», даже если веришь, что на свете их больше, чем многие предполагают, но Мендес действительно совершенно замечательный человек, и я рад и благодарен, что мне довелось с ним соприкоснуться) и, к счастью, не отозвался плохо [обо мне], однако дядя принялся меня расспрашивать, не сложно ли мне, и я признался, что очень сложно и что я делаю все возможное, чтобы быть стойким и готовым ко всему. Тем не менее он воодушевил меня. Но остаются эти ужасные алгебра с геометрией; ладно, посмотрим, после Рождества я буду брать уроки по этому предмету – иначе никак.

Я держусь за церковь и книжные магазины; если у меня получается придумать себе там дело, то я этим пользуюсь, так, например, вчера я побывал в лавках у Схалекампа и у К. Л. Бринкмана на улице Хартестраат (магазин Схалекампа действительно интересен) и купил там пару карт Преподавательского общества, которых существует всего около ста, по стюйверу[50] штука, в том числе карту Нидерландов во всех возможных исторических эпохах. (В прошлом визиты в книжный магазин очень часто поднимали мне настроение и напоминали, что в мире есть приятные вещи.)

В воскресенье я был на утренней службе и после этого – во Французской церкви, где я прослушал великолепную проповедь преподобного Гагнебина «Дом в Вифании». «Une seule chose est nécessaire & Marie a choisi la bonne part»[51]. У этого преподобного Гагнебина приятная внешность и достойная голова, и в его лице есть что-то от мира Божьего, который превыше всякого ума. Мне думается, в нем есть что-то от священника с картины «Последние жертвы террора» или от скромного и верного слуги с гравюры «Подруги в пансионе».