Тем временем Кинтаро, предоставленный самому себе, подыхал от непонятной тоски, которую не могли развеять даже дружелюбные слуги Руатты. Например, кудрявый мальчишка-флейтист с умелыми губами. Или стройный темнокожий конюх с кучей сережек в самых неожиданных местах. Или статный молодой садовник с телом атлета. Они успешно скрашивали одиночество степняка, и то, что они говорили на разных языках, не понимая друг друга, совершенно не мешало. Но Кинтаро все равно тосковал по той неведомой части себя, которая оставалась скрытой за последней печатью. Он уже жалел, что подал Руатте идею. Проклятый чародей мог просидеть в своей волшебной мастерской хоть тыщу лет, вместо того чтобы испробовать нормальные, человеческие способы затащить мужика в постель!
Поэтому он не мог сдержать облегчения, когда Руатта наконец прервал свое добровольное заточение и появился перед ним с флаконом какого-то эликсира. Чародей победно сиял, и по его цветущему виду было совершенно незаметно, что он провел столько времени взаперти, работая без сна и отдыха. Он разлил по бокалам вино и накапал в каждый бокал немного эликсира из флакона.
— Это что еще? с подозрением спросил Кинтаро.
— Ты себе не представляешь, какое изящное решение я нашел. Самый сильный чародей, самый устойчивый к магии человек будет бессилен против моего нового рецепта. Это скорее наука, чем магия! Экстракт эноферы длиннолистной, плюс немного ведьминого корня, плюс стимуляторы памяти и вытяжки гормонов…
— Бла-бла-бла, закончил за него степняк. Ни слова не понял. Ладно, спрошу по-другому. Это еще зачем?
— Ты хотел выйти против меня в бою? Так вот, я дам тебе такую возможность. Только в прошлом. В моем прошлом, когда я дрался в Дикой степи. Можно показать другому свои воспоминания, это общеизвестная практика в магии. Но я придумал совершенно новую концепцию. Ты не просто их увидишь, ты будешь переживать их как свои. Как если бы ты сам скрестил со мной клинки. Он отпил из бокала и склонил голову, глядя на Кинтаро с жадным любопытством. Ему не терпелось испробовать свой рецепт. Я выпил первый, и поэтому воспоминания будут моими. А-ах! Еще никогда они не приходили ко мне так ярко, так живо… Пей, и посмотрим, не придется ли тебе больше по нраву Красный Лев, чем чародей Руатта.
Они оба осушили свои бокалы. Кинтаро прислушался к ощущениям и пожал плечами:
— Ни хрена не чувствую. По-моему, кое-то лажанулся.
— Есть еще один компонент. Забыл сказать. И прежде чем степняк успел среагировать, Руатта поцеловал его в губы, горячо и долго.
Мир исчез. И появился снова с запахом гари, конского пота и крови. С запахом Дикой степи. С запахом войны.
Кавалер Рудра Руатта стал полковником кавалерии в тридцать лет, что считалось блестящей военной карьерой. Недоброжелатели не могли простить ему гвардейское прошлое и близость к наследному принцу. Но даже их впечатляли успехи полковника в кампании против эртау, разорявших границы Криды и союзного Вер-Ло.
Рудра никогда не был выдающимся мастером меча. Но он был командиром, как говорится, от бога и всегда дрался в первых рядах, как степной вождь, а не как цивилизованный военачальник. Ведя свой полк в битву, он будто черпал мастерство и силу от собственных воинов и совершал такие подвиги, в которые после боя сложно было поверить. Он даже помнил не все, будто становился не вполне собой, вступая в битву. Будто отпускал на волю своего демона, и тот завладевал им, превращая хладнокровного и сдержанного кавалера Руатту в Красного Льва, про которого ходили легенды по всей Дикой степи. Больше того, его войско воодушевлялось сверх всякой меры, удваивая силы и стремление к победе. Конница под его началом атаковала мощно и слаженно, рубилась с непреходящим азартом, и каждый кавалерист проявлял чудеса выносливости, силы и ловкости. Им случалось разбить противника, не потеряв ни единого воина тяжелораненым или убитым.
Тот бой у безымянной гряды холмов не стал исключением. Эртау дрались отчаянно, но их окружили и смяли, предварительно перебив под ними лошадей прием, который всегда заставал степняков врасплох. Кавалеристы сбивали противников на землю ударом меча плашмя, краем щита, тупым концом копья, потому что командир запретил бессмысленное кровопролитие. Рудра стремился преподать урок эртау, а не вырезать все племя до последнего щенка.
После боя, скинув доспехи и наскоро плеснув в лицо водой, полковник отправился в лазарет как всегда, навестить раненых, пусть их было немного. Один из лекарей углядел окровавленное плечо Рудры и полез к нему с бинтами, но полковник отмахнулся: пустяк, царапина. В бою степной клинок срезал застежку с панциря, рассадил кольчугу и слегка задел кожу. Сила удара, однако, была такова, что правая рука на мгновение онемела, и он чуть не выронил меч. Спас его только тяжелый щит, окованный железом Рудра отбивался им, пока к руке не вернулась чувствительность, а потом нанес противнику решающий удар.