На остров надвигалась гроза. Со стороны континента шли низкие тучи, полосами дождя цепляя морскую гладь и превращая в кипящие волны. Прибой шумно бился о скалы, и воздух пропитался влагой. Даронги укутался в плед в старости он стал легко мерзнуть, а согреться потом было трудно. Но он все равно не хотел закрывать окно. Кто знает, сколько ему еще предстоит любоваться буйством стихий и дышать морским воздухом. Все равно, сейчас явится кто-нибудь из монахинь и закроет окно, кудахча об ужасной угрозе сквозняков для здоровья.
Легка на помине! В комнату вбежала Мариэль, бдевшая над дражайшим государем Дансенну уже лет десять кряду, не смыкая глаз. И стало ясно, что случилось что-то из ряда вон выходящее, потому что пожилая толстушка Мариэль бегала только в исключительных случаях. Она так задыхалась, что едва выговорила:
— Ваше величество! Там! Только, ах, не волнуйтесь! Кавалер, ах… Ахайре!
Даронги вскочил с кресла и тут же был вынужден сесть, потому что ноги не держали. Он не спросил, один ли Альва. Чудом было, что мальчик вообще вернулся живым. В глубине души он, наверное, смирился, что Рудра пропал навсегда. Счастье, что судьба не отняла еще вдобавок и Альву, который был ему дороже родного сына.
Через пару мгновений, показавшихся Даронги невыносимо длинными, он вошел, и налетевший с моря ветер разметал его волосы. Волосы цвета меди, глаза цвета листвы, мокрой от дождя, кожа, покрытая нежным загаром. Даронги узнал его сразу. Не мог не узнать. Вскрикнул, хватаясь за сердце, которое остановилось и снова пошло, заколотившись в груди, как бешеное:
— Ты!
Рудра бросился к его ногам, прижался лицом к коленям. Его будто судорогой свело. Горло перехватило, и он молча стискивал талию своего государя.
— Дай же на тебя посмотреть! попросил Даронги, поднимая ему голову. Единый боже, Альва все-таки твоя копия. Тем более сейчас, когда посерьезнел с годами. Понимаю, почему Мариэль обозналась. С Альвой, надеюсь, все хорошо? он понимал, что бормочет бессмысленную чушь, как обычный болтливый старик, но ничего не мог с собой поделать. Любые слова казались бессмысленными в этот миг.
Рудра прижал к груди руки Даронги, сверкая суровыми зелеными глазами:
— Охрана у тебя ни к черту, и магические ограды дерьмо. Я прошел под чужим именем, в чужом обличье, и никто меня не остановил!
Даронги улыбнулся:
— Узнаю своего верного генерала. Бог с тобой, ограда пропускает всех, кто не замышляет дурного.
— А я, между прочим, замышляю! Похитить моего государя из этой унылой богадельни! И немедленно, пока до твоей охраны не дошла весть, что настоящий кавалер Ахайре в Трианессе.
Улыбка Даронги погасла. Он вздохнул и отвел глаза.
— Рудра, мне девяносто восемь лет, если ты забыл, и в богадельне мне самое место. Ценю твой порыв, но задумайся, по пути ли великому чародею со смертным, одной ногой стоящим в могиле.
Рудра погладил его по щеке, заставив посмотреть на себя.
— Великого чародея больше нет. Моя магическая сила меня покинула. Такую цену я заплатил за возвращение сюда, и заплатил с радостью.
— Но как же… Даронги не успел договорить.
Рудра снял с пальца кольцо, и облик его изменился так разительно и внезапно, что в глазах Даронги на миг потемнело. На него смотрел худой, узколицый старик с проседью в тускло-рыжих волосах. Он выглядел несколько моложе своего настоящего возраста (кавалеру Руатте как раз должно было стукнуть ровно сто), но никто бы не узнал блестящего королевского военачальника за этим лицом с пергаментной кожей, прорезанной глубокими морщинами.
— Всего лишь иллюзия, мой друг, наложенная госпожой Дэм Таллиан, Леди Моря, магом Первого уровня. Даже ей не под силу обратить вспять старение чародея, лишившегося магической силы. Но тебе она может вернуть молодость в любой момент. И если ты все еще захочешь иметь что-то общее с такой дряхлой развалиной, как я…
— Рудра! Это просто смешно щеголять возрастом друг перед другом и обсуждать омоложение. Старость следует встречать достойно. Надеюсь, мне хватит тех лет, что отпущены судьбой, чтобы ты успел рассказать обо всех своих приключениях. Большего мне не нужно. Если, конечно, тебя на старости лет не потянуло на молоденьких.
Рудра рассмеялся и протянул к нему руки. Даронги встал и обнял его. Теперь он был готов умереть. Да что там, он желал умереть в этот миг, потому что больше нечего было желать и не к чему стремиться, кроме как вместе шагнуть за последнюю черту и не расставаться в загробном мире, буде таковой существует.
Но их время еще не пришло.
Они были слиты в объятии так крепко, что голос, пришедший из ниоткуда, коснулся слуха обоих одновременно, и слова были обращены к обоим:
— Вот мой прощальный подарок. Не оглядывайся назад с печалью. Смотри вперед с радостью. Жизнь начинается каждый день!