Птица в клетке

— Им вообще нравится все пестрое и звенящее. Но меня волнуют не дети, а их родители.

— Им я тоже нравлюсь.

— Вот это меня и беспокоит, — вздохнула Алана, направляя аэрокар в небо. — Особенно папаша того крикливого бутуза. Как там его?

— Оливер?

Кронберг покачала головой.

— Я помню, как зовут ребенка, я про его отца.

— А-а-а, месье Франсуа, — протянула я. Франсуа Женталь происходил родом с Земли. На Вельхо перебрался еще в детстве, но очень любил подчеркивать, что он настоящий француз. Как же он был доволен, когда я впервые назвала его «месье»! — А что с ним не так?

Я удостоилась еще одного осуждающего взгляда.

— Ничего, абсолютно ничего.

По иронии судьбы при посадке на стоянке детского сада мы столкнулись именно с Франсуа. Он тащил на руках сонного и хнычущего Оливера и, увидев нас, необыкновенно обрадовался.

— Эрика, мадмуазель Лана!

Олли тут же перекочевал ко мне на руки и теперь самозабвенно пытался меня укусить, что при почти полном отсутствии передних зубов было непросто.

— Что это с ним?

— Я фыпью фею тфаю крофь и сделаю сфаей! — заявил ребенок.

— Вы что, опять показывали ему старые фильмы ужасов? — я укоризненно покачала головой.

Франсуа виновато улыбнулся.

— Ну, по крайней мере это гораздо лучше, чем когда он вообразил себя оборотнем.

— Да, тогда он постоянно выл и пугал детей. — Вспомнив, я прыснула.

— Эрика, ты опоздаешь, — строго напомнила Алана.

— Да-да, и мне уже пора, — спохватился Женталь, — но уделите еще минутку. Через три дня у нас будет осенний карнавал, очень красивый. Оливер его так ждет, но, боюсь, со мной ему будет скучно! Не хотите ли присоединиться?

В голосе его звучала плохо скрытая надежда.

Этот невысокий, по-лонгийски смуглый мужчина мне нравился, поэтому я с удовольствием составила бы ему компанию вместе с Аланой. Но она предложению не обрадовалась.

— Боюсь, мы будем заняты. Эрика, пойдем, я тебя провожу.

Она потянула меня за собой, оставив позади растерянного Франсуа.

— Послушай, разве ты не встречаешься с тем живчиком с пляжа?

— С Томасом? Нет, мы… Там… все непонятно.

Непонятно в основном для меня. Том явно настроился добиться моего внимания, делая это неуклюже, но мило. За мной никто никогда не ухаживал, поэтому, хоть я и не была заинтересована в Томасе, но расставить все по местам не могла. А после недавнего смутившего меня инцидента, возможно, его ухаживания сойдут на нет.

— Кто такой Томас? — спросил ребенок, елозя на руках.

— Это такой очень легкомысленный вампир, только выпивающий у нашей Эрики не кровь, а остатки ее разума, — ласково ответила Алана и мысленно добавила: «И папа Оливье не лучше. Почему ты позволяешь ему флиртовать с тобой?»

Кронберг сумела меня удивить настолько, что я продолжала думать о ее словах, даже когда она ушла.

Надо бы как-нибудь сказать Алане, что Франсуа заинтересован не во мне, а в ней. Меня он считал милой, не более. «Мадемуазель Лана» же в его глазах была обворожительной и элегантной.

Доктор заканчивала работу позднее меня, поэтому домой я обычно возвращалась одна. Правда, в этот раз компанию мне составил Томас, пришедший за близнецами. Они жили поблизости, поэтому, забросив детей домой, мы отправились гулять.

Томас О’Брайен, высокий и нескладный шатен, был обычно болтливым и легкомысленным, но весьма серьезным в своих привязанностях. Я знала, что он долго отходил после расставания со своей девушкой, поэтому всегда старалась быть с ним мягкой. Но сегодня мне было неловко находиться рядом с ним. Ему тоже, но он усердно развлекал меня, делая вид, что между нами все в порядке.

— Прости меня. Не хотела тебя обидеть, — наконец не выдержала я.

— Ой, нет, не делай этого! — воскликнул Том, замахав руками. — Это я виноват. Мне так жаль! Просто я думал, что ты тоже хочешь…

Он не договорил, вздохнув.

— Я не собираюсь останавливаться. Не знаю, кто тебя так обидел, что ты сторонишься мужчин, но я исправлю это. Потому что знаю, что мы с тобой на одной волне. Ты понимаешь меня с полуслова, и мне кажется, что я знаю тебя не несколько месяцев, а всю жизнь!

Я улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась милой и нежной, а не кривой. Томас не понимал, какое я чудовище. Пусть даже в этот раз я не использовала дар эспера, чтобы очаровать или склонить на свою сторону — сложно ли человеку, умеющему «читать» других людей, понравиться? Это было не то, что я сознательно могла делать или не делать, это был инстинкт, идеально сработавший на Томе.

Я знала, какой выглядела в его глазах. Хрупкой, ранимой и очень красивой. Мне было приятно находиться рядом с ним, потому что мне нравилось видеть себя его глазами. Он умел видеть в людях лучшее.

Этим он напоминал мне Сафара Дали. И этим же отталкивал.

И все же Томас был единственным из всех моих новых знакомых, кого я могла подпустить к себе близко. Я думала, что он мог стать человеком, который заполнил бы пустоту в моем сердце, и возможно, с кем я могла бы разделить свои ночи. По крайней мере так мне казалось.