Птице Феникс нужна неделя

Дождь усилился, но Анну он не пугал. Она доверяла своему новому средству для укладки (перед тем, как его купить, она тщательно изучила отзывы в Интернете) и поэтому знала, что прическа будет безупречной. Воскресное утро, время, когда движение в Осло наименее интенсивно. Анне понадобилось двадцать пять минут, чтобы добраться до места. Она припарковалась перед серым многоэтажным домом. Свинцовое небо словно придавило землю и нависало над домом. Возле одного из подъездов стояла небольшая группа людей, одетых в темные одежды. Анна припарковалась метрах в ста пятидесяти ниже по узкой улице. С тревогой подумала, не случится ли чего с ее машиной — в последнее время уровень преступности в Осло возрос из-за многочисленных иммигрантов из Северной Африки, всеми правдами и неправдами пробирающихся в одну из самых богатых стран мира. Взглянув еще раз в зеркало, она подумала, что с нарядом, пожалуй, промахнулась. Следовало надеть что-то потемнее. Она дотянулась до зонта, лежащего в боковом кармане заднего сиденья. Взяла букет и открыла дверь.

Инспектор Эдмундсон стоял на противоположной стороне улицы и наблюдал за роскошным автомобилем, припарковавшимся неподалеку от интересующего его дома. Он видел, как Анна Хансен вышла из машины. Она казалась инородным телом здесь. Дорого и со вкусом одетая, элегантная, даже в непогоду с идеальной укладкой. Просто невероятная. Она держала в руках траурный букет цветов и медленным, но уверенным шагом приближалась к толпе. При ее появлении разговоры утихли. Эдмундсон невольно подался вперед. За годы работы в полиции у него выработалось чутье на неприятности. И сейчас он готов был поставить что угодно на то, что здесь разыграется трагедия. Похлеще самих похорон.

Из подъезда вышла женщина средних лет. Тяжелая, грузная, в черном платке на голове. Она была одета в бесформенное темное пальто, глаза красные. Похоже, что с момента гибели дочери она не спала. Эдмундсон знал из документов, что женщина всего на два года старше Анны — ей было 48 лет. Анна приблизилась к ней и протянула букет.

— Мне очень жаль. Примите мои соболезнования.

— Кто вы такая? — глухо спросила женщина, окидывая взглядом лощеную незнакомку.

— Я… Неважно, это букет от Мартина. Ему правда очень жаль.

— А ты его любовница, да?

— Простите? — Анна опешила. В полнейшей тишине толпа расступилась, пропуская женщину ближе к Анне. Через несколько секунд они оказались под одним зонтом.

— Тебе жаль? Правда? Ты разве не вздохнула с облегчением, что в твоей жизни стало неприятностей на одну меньше?

— Я понимаю ваше горе… — Анна попыталась отступить, но женщина не дала ей такой возможности, она сделала шаг вперед.

— Ни хрена ты не понимаешь. Ты живешь своей идеальной жизнью со своим прекрасным мужем, и каждое утро тебя просто разрывает от того, что сегодня ночью он трахал тебя, а не какую-нибудь малолетнюю дурочку. Правда же? И сюда ты приехала, чтобы показать свое превосходство, чтобы убедиться, что тебе повезло, а моей девочке нет.

— Вовсе…

— Заткнись. — Женщина вплотную приблизилась к Анне. — Мне не нужно твое гребаное сочувствие. Мне нужна моя дочь.

Она вырвала букет из рук Анны и отбросила его в лужу, плюнув на дорогой кашемировый свитер незнакомки.

Эдмундсон решил, что пришла пора вмешаться. В несколько шагов он решительно пересек улицу и подошел к женщине, мягко взял ее за рукав.

— Фру Бачински, кремация вашей дочери начнется через сорок минут. Вы же не хотите на нее опоздать, правда?

Женщина была сбита с толку — она смотрела на нелепого худого мужчину средних лет, от которого исходила какая-то смутная угроза.

— Ты кто такой?

Ее акцент стал намного заметнее, казалось, что в разговоре с Анной она держалась из последних сил, но они ее покинули. Мужчина потянулся за документами.

— Инспектор Эдмундсон. Полиция.

— А что здесь делает полиция? Что вы расследуете? Они что, спалили мою девочку?

В толпе послышался гул. Люди начали окружать Анну и Эдмундсона плотным кольцом.

— Нет, вовсе нет. Это было самоубийство. Дело закрыто. И эта женщина и ее муж совершенно ни при чем. Все, чего они хотели, — это сказать, что им действительно жаль.

Женщина несколько секунд мерила Эдмундсона взглядом. Молодая девушка — полная, в черном платке — взяла ее за руку и потянула к подъехавшему микроавтобусу, который должен был отвезти их в крематорий. И хотя по католической традиции тело необходимо было предать земле, в последний момент мать решила, что все должно быть, как этого хотела Рита. Она должна стать пеплом. Толпа загрузилась в автобус, а Анна так и стояла под зонтом, не замечая, что ее обувь полностью промокла, и не решаясь уйти. Инспектор повернулся к ней.

— Вы в порядке?

— Спасибо, — прошептала Анна и почувствовала, что ее колотит крупная дрожь.