Птице Феникс нужна неделя

София выбрала небольшую скамейку, затерянную между деревьями, и направилась к ней. Села, достала из сумки ноутбук и осознала, что сама тоже в очках. Улыбнулась. Как обычно — в чужом глазу соринку вижу, в своем бревна не замечаю. Она сняла очки и положила их в футляр, открыла ноутбук, на секунду прикрыла глаза, глубоко вдохнула и начала писать. Печатанию вслепую она научилась сама много лет тому назад. Поэтому могла это делать с закрытыми глазами, не глядя на клавиатуру. Если бы ей пришло в голову на нее посмотреть, она бы моментально сбилась с ритма. София полностью погрузилась в собственные мысли. Смотрела перед собой, но уже не видела ни глубокой насыщенной листвы, ни ярких бабочек. Ее здесь уже не было. Слова лились легко, а ведь она больше шести месяцев не открывала компьютер, срывая все мыслимые и немыслимые сроки. Но сейчас она была уверена — эту книгу она напишет за месяц. И это будет очень хорошая книга, лучше, чем все, что она писала до этого. Потому что эта книга будет настоящей, не про вымышленных или списанных с других людей персонажей, а про нее.

Она решила отступить от своих правил и писать без плана. Как пишется. И пускай это будет лишь поток сознания, она должна выплеснуть все, что накопилось.

Бабочка вспорхнула с арбуза и полетела дальше. Мартин знал этот вид — Данаида монарх — одна из рекордсменов-долгожителей. Такая могла жить около десяти месяцев. А вот на цветок села нежно-фиолетовая голубянка (он забыл, как называется этот вид на латыни, помнил лишь народное название). Эта погибала на второй день после того, как покидала свой кокон. Он залюбовался совершенством природы. Тонкие, почти призрачные крылья, покрытые нежным, едва заметным человеческому глазу пушком. И абсолютно нереальный фантастический ультрафиолетовый цвет.

— Это икар? — прошептала корпулентная женщина с путеводителем в руке. Мартин и не заметил, как она к нему подошла. Бабочка немедленно взлетела и исчезла в листве.

— Да. — Мартину захотелось отделаться от женщины как можно быстрее. Ему было недосуг сейчас вести светские разговоры, он уже был не здесь, он был в своем собственном мире. Мире детства, где были тишина, спокойствие, бабочки и орхидеи.

— А голубого морфо вы случайно не видели? Я уже битый час тут хожу, но так его и не встретила, — пожаловалась женщина.

— Я видел его недалеко от хамелеонов, посмотрите там, пожалуйста, — все так же вежливо ответил Мартин, краем глаза оглядывая помещение в поисках путей отступления.

— Ой, спасибо! — взвизгнула радостно женщина и быстрым шагом направилась на другой конец павильона в поисках голубого морфо. Мартин был уверен — она скоро вернется. В таких вещах он никогда не ошибался, и ему захотелось спрятаться. Так, чтобы корпулентная любительница бабочек его не нашла и решила, что он вообще ушел. Он увидел укромный уголок, укрытый от любопытных глаз огромным разросшимся кустарником, он, кажется, даже знал, как этот куст называется. Мартин напряг память, но вспомнить не получилось. Он решительно направился к буйной растительности — там обязательно должна быть скамейка. Обогнул куст и замер. Скамейка была занята. На ней сидела женщина (немного за тридцать, решил Мартин), одетая во все черное. Кудрявые волосы были спутаны и небрежно заплетены в косу. Ни грамма макияжа, под глазами темные круги, как будто женщина давно не спала. Она была бледна. На лице резко выделялись темные, красиво очерченные брови, яркие глаза и чувственные полные губы. Женщина нервно кусала их, лихорадочно строча что-то на компьютере. Она его даже не заметила. В ушах были наушники, женщина казалась полностью погруженной в себя. Взорвись рядом ядерная бомба, она бы этого даже не заметила. Мартин увидел, что любительница бабочек возвращается назад и осматривается по сторонам, явно в его поисках.

— Вы не возражаете? — вежливо спросил он женщину с ноутбуком, кивая на скамейку. Женщина подняла глаза, и Мартин на какой-то момент замер. Глаза были глубокого зеленого цвета, темные, лихорадочно блестящие. Женщина смотрела сквозь него. Мартин сделал жест, указывая на скамейку, она с секундной задержкой поняла, что от нее хотят. Молча кивнула, подвинулась и продолжила печатать, словно боясь упустить какую-то важную мысль.

Мартин присел на скамейку. Больше на женщину смотреть он не решался — это было просто неприлично, а по его скандинавским меркам так и вовсе возмутительно. Но он пытался понять, почему лицо женщины показалось ему таким знакомым. В ЮАР у него не было никого. Возможно, это журналистка? Вон как печатает. Могла даже брать у него интервью. Тогда странно, что она его не узнала. Мартин с легким самодовольством подумал, что еще ни одна из журналисток, бравших у него когда-либо интервью, не оставалась равнодушной к его чарам. Нет, не журналистка. Модель? Нет, вряд ли, женщина худобой не отличалась. Актриса? Певица? Нет, он бы знал.