Птицеед

Голос у росса-телохранителя, бархатистый, удивительно глубокий. Красивый баритон звучал из этого грозного тела совершенно несообразно. Я, когда его увидел, думал, что он будет скрипеть, точно старый высохший дуб во время урагана.

— На них мундиры Третьего Линейного, но это не делает пройдох солдатами Авельслебена.

Я склонился над ближайшим покойником, выражая должный случаю скептицизм, тронул серебряную нашивку унтер-офицера, коснулся плотного воротника из хорошего сукна, золотой ниткой был вышит номер роты: «четыре». Показал россу:

— Такое в лавке Вранополья не купишь. И это не маскарадные костюмы Театра Фонтана. Настоящие. Либо украдены со склада или с текстильной фабрики. Или… перед нами настоящие солдаты из Третьего Линейного.

— Так ли это важно? Уточню — так ли это важно сейчас? — Колдунья хмурилась.

Мне подумалось, что она не юлит, действительно считает это мелочью. Восемнадцать трупов чужаков и пять — её людей. Мелочь. По сравнению с чем? Что важнее?

Я вот подобное ерундой, пожалуй, не сочту. Ну, потому что одна группа ублюдков напала на меня, и есть некоторая вероятность, что где-то в лабиринте кладбища бродит ещё одна. Или не одна. Но это не моя боль — выяснять подробности случившегося, и если в подобном деле замешан человек уровня Авельслебена, одного из влиятельнейших лиц Айурэ, сына главы Великого дома Грача, то лучше вообще держаться как можно дальше. Лезть в игры Домов — подвиг исключительно для самоубийцы.

Я с выражением посмотрел на Болохова. Он командир. И прекрасно понял и мои сомнения, и мои желания. За годы походов в Ил у отряда были правила. Стоило их придерживаться.

— Проверь, — бросил он, и Колченогий, только этого и ждавший, начал быстро, но тщательно, как он это умел, обыскивать тела. Осуждающего взгляда Иды Рефрейр мы предпочли не заметить.

Никто из нас не оставит у покойника случайную руну или целый солнцесвет. Мёртвым они точно уже не нужны.

— Давайте поставим точку. — Я вытер руку о штанину, так как испачкал палец в крови с воротника убитого. — Они уже были здесь, и вы спустились сюда, решив, что это свои. Так?

Она не очень-то и хотела отчитываться передо мной. Но, полагаю, сочла, что сотрудничество послужит уничтожению моего скептицизма и больше не будет проволочек или лишних вопросов.

Здесь, конечно, девушка сильно ошибалась. Когда я чувствую запах тухлятины, то вопросы из меня сыплются в невероятном количестве.

— Именно поэтому мы были беспечны — увидели знакомые мундиры. Они первым же залпом убили пятерых моих людей. А после я использовала магию.

Ну, тут тоже всё понятно. Руна за щеку, ибо Кобальтовые не могут убирать её под язык, иначе не отдашь жертве приказ, а после… Из тех ран, что я видел у погибших, очарованные и влюблённые, они перебили друг друга. Ловкий фокус.

Эта ветвь не захватила власть в Айурэ лишь потому, что их очарование действует на людей куда слабее, чем то же игристое вино, бьющее в голову. Слишком недолго держится эффект и слишком много энергии требуется, чтобы стать властелинами нашего города. Но эксцессы с этой ветвью в прошлом случались. В итоге теперь таких чудесных длинноногих ритесс, как Ида Рефрейр, рождается прискорбно (это ирония, если что) мало. Несколько человек в поколение. Меньше появляется лишь тех, кто идёт по пути Перламутровой ветви.

Но кое-что не сходилось.

— Вы убили не всех. Вы сбежали, и они бросились за вами в погоню?

Лохматые брови росса поползли вверх. Колдунья позволила себе холодную улыбку:

— Вы это заключили потому, что мерзавцы напали на вас? Нет, риттер. Мы никуда не убегали, все поднявшие на меня руку, как вы видите, мертвы. А пришла я к вам только по причине, что услышала выстрелы. Понимаете, риттер, — теперь она говорила доверительно, — я не привыкла оставлять опасность у себя за спиной и просто хотела закончить то, что начала здесь.

И ей бы это вполне удалось, если бы не я. Полагаю, Капитан точно бы расстроился, случись нам здесь остаться на веки вечные.

Но тогда возникает новый вопрос — кого искали те уроды, если не ритессу Рефрейр? Задать его я не успел, Колченогий, переходящий от мертвеца к мертвецу, воскликнул:

— Есть! Смотрите-ка, какая гнусь, дери её совы!

Мы посмотрели.

Он вытащил из-за ворота мундира одного из «солдат» цепочку с медальоном, сделанным в виде маленького пера. Грубая и неряшливая работа. Но когда Колченогий чуть повернул пёрышко, то, поймав на себе свет ущербного месяца, оно озарилось по краям бледно-розовым, удивительно болезненным сиянием. Не какая-то подделка, которую очередной дуралей таскает под одеждой, а очень даже настоящий драный совами предмет, отзывающийся на месяц Ила.

— Племя Гнезда, — мрачно произнес я.

Голова, до этого момента внешне довольно индифферентный, сделал стойку, словно терьер, почуявший в кустах затаившуюся лисицу. Внимательно осмотрел амулет, порвал цепочку и убрал его к себе в карман, как весомое доказательство. Больше, чем находить подобные улики, Фогельфедер обожает находить их владельцев, а ещё лучше — создателей, и сажать в подвесные клетки, болтающиеся над морскими скалами.