— Один ты можешь спокойно подняться и спуститься. Для тебя это не опасно. Опасно только для твоей жены. У них большая власть, у
Виктор не принял слова старика всерьез. Ему это напомнило страшилки из рассказов путешественников по Африке: как племя дикарей вылетает из джунглей и уволакивает в плен все окрестное женское население. Он попытался перевести все в шутку:
— Не пойму, что он плетет, — по-моему, сплошное суеверие. Впрочем, твоей валлийской натуре это может прийтись по вкусу.
Глаза у обоих уже слипались от усталости. Виктор пододвинул расстеленные спальники поближе к огню, пожелал хозяину доброй ночи, и они с Анной наконец улеглись.
Он спал крепким, глубоким сном, как спится после целого дня в горах, и проснулся перед самым рассветом от петушиного крика.
Он повернулся на другой бок — посмотреть, проснулась ли Анна.
На полу лежал свернутый спальный мешок. Анны не было…
В доме все еще спали; тишину нарушало только петушиное кукареканье. Виктор поднялся, оделся, обулся и вышел за порог.
Веяло холодом; на мгновение все вокруг застыло, как бывает перед самым восходом. В небе гасли последние звезды. Долину, лежавшую далеко внизу, скрывали облака. И только здесь, на подступах к вершине, было ясно.
Поначалу дурных предчувствий Виктор не испытывал. Он знал, что Анна хорошо ориентируется в горах и на ногах держится так же уверенно, как он, — возможно, даже увереннее. Она не станет зря рисковать. Кстати, старик говорил, что подъем не тяжелый. Его, конечно, задело, что Анна ушла, не подождав его. Они ведь договорились ходить только вместе. Он не знал, как давно она ушла, намного ли его опередила. Надо было как можно скорее ее догнать.
Он вернулся в дом захватить запас еды на день — Анна ничего с собой не взяла. Решил, что рюкзаки они заберут на обратном пути, перед спуском в долину, и вероятнее всего еще раз переночуют в деревне.
Его шаги разбудили хозяина. Он сразу заметил пустой матрац и вопросительно взглянул на Виктора.
— Жена ушла раньше. Я собираюсь за ней.
Старик нахмурился, шагнул к открытой двери и долго глядел наверх, в сторону вершины.
— Зря ты ее отпустил, — произнес он. — Напрасно позволил уйти одной.
Он казался удрученным, качал головой и что-то бормотал себе под нос.
— Не беспокойтесь, — уговаривал его Виктор. — Я быстренько ее догоню, и мы постараемся вернуться до вечера.
Он ободряюще похлопал старика по плечу.
— Боюсь, уже поздно, — произнес тот. — Она уйдет к ним. А если попадет к ним, то не вернется. Они не отпустят.
Он снова употребил это слово —
— Вы хотите сказать, что на Монте-Верита кто-то живет? И этот кто-то опасен? Моя жена может пострадать?
Старик заговорил — торопливо, сбивчиво; в потоке слов трудно было уловить смысл. Нет, сказал он,
Теперь уже никто не знает, когда
Виктор мало что понял из этой полубредовой речи. Наверняка одни досужие россказни и суеверия.
Старик обреченно покачал головой и поглядел на тропу, ведущую на Монте-Верита.
— Я видел вчера ее глаза, — сказал он. — Я испугался. Такими глазами смотрят те, кто услыхал зов. Я уже видел такие глаза. У своей дочери, у других женщин.
Тем временем проснулись остальные домочадцы и друг за дружкой потянулись в комнату. Все как будто догадывались, что случилось. Сын старика, его жена и даже дети смотрели на Виктора с тревогой и с чем-то похожим на сострадание. Вся эта нервозная атмосфера вызывала у него не столько страх, сколько злость и раздражение. Машинально вспоминались черные кошки, ведьмы верхом на метле, весь ассортимент колдовской практики шестнадцатого века.
Туман внизу, в долине, медленно рассеивался, облака редели. Небо на востоке, за горной грядой, мягко светилось, возвещая восход солнца.
Старик махнул палкой и что-то сказал молодому.
— Мой сын выведет тебя на тропу. Пройдет с тобой часть пути. До конца не пойдет.