Птицы и люди (СИ)

   Мальчик вдруг попятился. Будто увидел нечто ужасное. На его лице ясно читалось непонимание причин, которые побудили молодого человека просто дёрнуть дверь и войти без стука.

   - Твой долг как главы семьи приносить в дом деньги, - сказал он. - Тащить нас на вершину жизни.

   - Что-о?

   - Ты сам так говорил, - слабая улыбка призвана была сгладить острые углы. - И то, и другое. Говорил.

   - Может, и говорил, - Алексей кашлянул, покосившись на последний ящик стола, тот единственный, который запирался на ключ. - Но это не повод...

   - В школе всё нормально. Уже месяц туда не хожу. Июль, папа. Годовой экзамен по математике сдал на четыре. Четыре с минусом, но минус в журнал не заносят.

   Он вышел, прикрыв за собой дверь. Только прикрыв, а не закрыв плотно, как Алексей обычно делал. Встав с крутящегося кресла, он прошёл сквозь сигаретный дым мимо окна. Открыв дверь, крикнул:

   - Как мать вернётся, скажи, что пора отдать в химчистку мой синий костюм. Тот, что с эбонитовыми пуговицами. И несколько галстуков в придачу. Мне кажется, меня скоро не будут пускать в них на мероприятия, мотивируя это тем, что я пытаюсь пронести холодное оружие.

   В ответ ни звука.

   Алексей плотно закрыл дверь, задвинул задвижку. Вздохнул: зачем я говорю всё это мальцу? Какое ему дело до пуговиц и галстуков? Тем не менее, мужчине казалось, что ему есть дело, и самое прямое. Он прогнал прочь эти мысли. Задёрнул шторы - окна выходили на внутренний двор, и дом напротив казался любопытной старухой, потешающейся бородавкой на носу Алексея, мечтающей заглянуть в разложенные на столе бумаги, и особенно в нижний ящик стола...

   Который прямо сейчас выползал из своего гнезда, повинуясь руке, что вставила и повернула маленький металлический ключик.

   Странно. Разговор с сыном потребовал больше сил, чем было затрачено, чтобы обаять вечером прошлой пятницы противного толстяка, который решает к кому пойдут денежки группы "Брэйнсторм". Столько сил и нервов, и ушли на какого-то сосунка!

   - Ресурс не бесконечен, - шепчет себе под нос Алексей. - Если бы я так убивался на работе, я бы давно заполучил себе Арбенину. Да... самое время расслабиться. Рассла...

   В ящике, за несколькими конвертами с наличностью и банковскими картами, за кобурой с травматическим пистолетом, в коробке из-под "Монополии", там, где должен лежать тугой пакетик с коксом, теперь только земля, которая совсем недавно была грязью. Почему-то Алексей моментально узнаёт её. Это была грязь с парковки звукозаписывающей студии в Марьиной роще, куда он ездил позавчера, чтобы решить проблемы, возникшие с одним из своих протеже, что напился и сломал два больших барабана (и даже это не смогло испортить Толмачёву настроение от заключённой на днях сделки). Там были чахлые кусты сирени и след шины грузовика, почему-то в единственном экземпляре, и пивные бутылки, напоминающие бутылки с посланиями в волнах взбаламученного стаей китов моря... Тёмно-коричневая грязь, с вкраплениями глины и чернозёма, сейчас она высохла и стала напоминать формой африканский континент. Таким его, должно быть, видят космонавты с борта международной космической станции.

   С некоторых пор Алексей стал очень хорошо разбираться в грязи.

   - Что, чёрт подери, происходит? - говорит он громко и с выражением...

   Или нет. Шепчет. Грузно падает на колени, которые отзываются болезненной дрожью. Он вдруг понимает, что делал так за последние сутки уже не раз. Зачем бы взрослому, солидному мужчине падать на колени?

   Например, для того, чтобы слепить лицо.

   Это была очень естественная мысль, пусть и совершенно не понятная.

   Ком земли из выдвижного ящика тоже когда-то был лицом. Алексей видел места, где оставили отпечатки его пальцы, чтобы обозначить губы, нос и глаза. Теперь же всё это рассохлось и стало напоминать овсяное печенье. Но не далее чем пару дней назад...

   В сознании Толмачёва вспыхнуло несколько картин, сменяющих друг друга, словно слайды в проекторе. Он в своём "Мерседесе", палец на кнопке зажигания. Сейчас взревёт мотор, но мотор всё не ревёт, зато слышен незнакомый звук. Монотонный, жужжащий голос, будто перекатывающийся в длинной глотке. И ещё один, покровительственный. И ещё... и ещё... много голосов, но что они говорят не разобрать. Быть может, если придать им какую-то более осязаемую форму, всё изменится?

   Один из них очень важен, но мужчина никак не может понять, какой.

   Следующий слайд. Алексей выбрался из машины, бумаги из папки разлетаются по кожаному сидению. Где-то рядом орёт сигнализация, но Толмачёв не замечает. Он стоит коленями на каменном бордюре и копошится в земле. Длинные волосы цепляются за кустарник.

   - Потеряли что-то? - спрашивает кто-то. Потом, ближе: - Вам помочь?