Птицы и люди (СИ)

   Таёжный дом представлял собой единственное, вечно тёмное помещение, примерно семь на десять хороших, мужских шагов, до краёв заставленное мебелью. Мохнатый ковёр на полу потерял цвет и выглядел усталым и очень старым животным, которое, положив голову на лапы, отдыхало посреди комнаты. Возле дальней стены, будто череп другого, ещё более древнего зверя, белела печь, рядом -- параллельно стене -- простая кровать, застеленная клеёнкой. Вдоль стены по правую руку -- шкаф для одежды (возле входа), далее -- книжный шкаф с дверцами из мутного, уже местами потрескавшегося стекла -- его-то гостья и одаривала своим назойливым вниманием -- и, наконец, прикроватная тумба с керосиновой лампой. Одно время Вячеслав пробовал привить этой старой яблоне веточку цивилизации, привезя сюда хороший электрический фонарик, но в нём всегда -- в самый неподходящий момент -- садились батарейки, а кроме того, яркий, белый свет, как будто откуда-то вот-вот появится Иисус с распростёртыми для объятий руками и грозным обещанием на челе, по-настоящему неприятно резал глаза.

   Возле противоположной стены -- нехитрый кухонный гарнитур и закруглённый с одного конца стол; в этой части дома Вячеслав старался вести себя очень осторожно: одно неверное движение, и мир банок с вареньем десятилетней давности и склянок со специями, яичной скорлупой и чёрт-его-пойми чем лопнет, как мыльный пузырь. Скучало в своих ножнах почерневшее от времени оружие кухонного воина -- черпаки и пузатые котелки. Здесь же были два небольших окна (третье располагалось рядом с дверью), в обычное время закрытых ставнями. Марина сняла их и внесла в дом, чтобы обеспечить себе немного света. Над окнами, у потолка, висели иконы, похожие на чёрные дыры в стене.

   -- С какой стороны вы пришли?

   -- Я уже сказала. От моря.

   -- Наверное, попали под дождь?

   Марина не ответила. Она задумчиво рассматривала сложенные стопками книги.

   -- Интересно думать о людях, которые здесь жили, через призму этих кирпичиков. Смотрите, я кладу их друг на друга, как заправский каменщик. Получаются чужие жизни. В таком порядке читали их ваши родственники? Я угадала -- или нет?

   Вячеслав сощурился, глядя на потемневшие от времени корочки. К художественной литературе, в особенности советского периода, он относился с плохо скрываемым презрением.

   -- Сомневаюсь, чтобы кто-то вообще их открывал. Там есть несколько книг по фотографии -- мой двоюродный дядя знал всё о затворах и объективах, разбирался в "Зенитах" и "Сменах" не хуже ребят, которые их собирали, -- но это всё, что вы сможете найти там любопытным.

   Женщина поджала губы:

   -- Не бывает такого. Если книги есть, значит, их читали. А значит, можно найти и пометки на полях, случайно забытые или даже спрятанные между страниц записки, закладки, служившие кому-то посланиями.

   -- Если найдёте, обязательно покажите мне, -- сказал Вячеслав с улыбкой. -- Уважаю ваш романтический настрой, но вы очень ошибаетесь, думая, что здесь кипела жизнь. Мои родственники были довольно скромными людьми. Замкнутыми. Они даже след на земле боялись оставить, не говоря уж о пометках в книгах. Ни с кем не общались... а с кем им в этой глуши общаться? До ближайшей деревни километров пять. И народ, который там обитает, ещё помнит русско-финскую войну. Некоторые затруднятся ответить на вопрос, в какой стране они живут, спроси вы их об этом.

   Он запнулся, пожевал губами и вдруг спросил:

   -- Быть может, вы пришли оттуда? Потому что вам больше неоткуда появиться. Здесь, в округе, нет больше ничего, кроме железной дороги. Разве что сошли станцией позже и полтора километра топали по болоту.

   Он ухватился за эту версию, как утопающий за соломинку, но женщина опровергла её без тени улыбки:

   -- Может, я появилась из утреннего тумана? Открыла глаза и обнаружила, что милостивое провидение подарило крышу над головой.

   Вячеслав засмеялся, похлопывая веником по клеёнке, на которой скопилась пыль.

   -- Появилась из тумана... чайкой прилетела... Норвежское море... вы в высшей степени необычная натура. Встречать таких посреди таёжного леса мне не приходилось... и, если хотите начистоту, не приходилось вовсе.

   -- Только не вздумайте в меня влюбиться.

   Под пронизывающим, как ветер, взглядом Вячеслав почувствовал себя неуютно. Ему вдруг показалось, что рот женщины наполнен размокшей от слюны и утренней росы землёй, что стоит ей рассмеяться или, скажем, запеть, как она комками начнёт сваливаться с языка. Каркающим голосом он сказал:

   -- Здесь холодно. К вечеру будет совсем плохо. Если не возражаете, я затоплю печь.

   Женщина рассеянно кивнула. Кажется, она каким-то непостижимым образом хранила целомудрие и не пускала под тонкую ткань анорака ладони ноябрьского холодка.