Птицы летают без компаса. В небе дорог много(Повести)

— Добро, товарищ Шариков, следуйте на стоянку! — улыбнулся Сафронов. — Сопровождающих вам не надо? — подцепил он с намеком, что и он не против со мной пойти.

— Спасибо за внимание, товарищ командир! Очень тронут.

«Вот подлиза…»

Пошел пешком. Надоело уже ездить. Возят нас на автобусе в столовую, на аэродром и с аэродрома. Самому и шагу не дают ступить. Правду говорит Генка, что мы так ходить разучимся.

Попер напрямик, через кедрач, стволы которого обхватились друг с другом в таких крепких объятиях, что разнять их смог бы только медведь. Лезет этот чертов кедрач из земли, не соблюдая никаких законов! Еле выбрался из него на ровное место. И чего я лее через него? Обойти, что ли, не мог? Заполошился, а подсказать некому. Один остался. «Ничего, одному даже лучше, — уговаривал я себя. — Иди и иди, куда душа пожелает: хочешь — налево, хочешь — направо или напрямик — через кедрач. Никто тебя за руку не возьмет и не потянет туда, куда тебе вовсе и не хочется. В библиотеку, скажем, за эстетикой».

Ноздри все еще держали густой таежный дух. Шел медленно и без конца оглядывался, но сзади никого не было. Генка в классе остался. На лесопросеке торчали столбы, полосуя небо высоковольткой. С озера доносилась ругань бестолковых лягушек. «Дур-р-а! Дур-р-а-а!» — кричала одна. «А ты как-к-к-ко-ва? А ты как-к-к-ко-ва?» — спрашивала у нее другая.

Аэродром притих, посуровел. Он стойко переносит тоску нелетного цикла. Только солнце тускло и обиженно засматривало в прорехи облаков. Ему сиротливо одному болтаться в небе во время предварительной подготовки, когда наши истребители стоят на приколе.

Подошел к самолету и потихонечку с ним поздоровался. Я всегда так делал. Самолет — предмет неодушевленный, но с ним-то я жил душа в душу. Техник Семен Ожигов торопливо приставил руку к виску. У него новый берет, как сковорода, видать, он его на тарелку натягивал.

— Товарищ старший лейтенант, производится послеполетный осмотр, самолет к полету готов! — доложил он.

И дураку ясно, что готов, а как же иначе? Но доклад такой мне всегда нравился. Слово «готов» еще с пионерских лет запомнилось. Отругать бы за что-нибудь Ожигова: дескать, знай наших. Показать силу характера. Ругаться я не умею, да и не за что ругать-то его: кругом чистота и порядок, по плоскостям истребителя прыгали солнечные зайчики. Ожигов отводит глаза: стыдно, что в партию не приняли, да и меня при всем честном народе осрамил, опозорил. Зря я его, конечно, после первого случая не наказал. Отбил бы охоту дальше нарушать. Подкрутил бы ему гайки, а он бы на самолете, соответственно, и у приборной доски перед вылетом шурупы завинтил. Все мы умные задним числом, когда петух клюнет. Фу ты, этот жареный петух!

В руках у техника журнал «Наука и жизнь».

— Вытри масло, — показал я на верхнюю губу. «Ученый тоже».

Семен небрежно провел рукой, и у него образовались черные усики. Я засмеялся. У приставной лестницы лежала мокрая тряпка. Я тщательно вытер ноги и, опираясь на стылое и скользкое ребро атаки крыла, полез в кабину. Люблю посидеть в кабине самолета! Для меня она как крепость, как особый сказочный мир, где можно забыться и отключиться от всего на свете. Здесь всегда находишь утешение, удивительно легко отлетают назад всякие земные заботы. Здесь мечта, фантазия и реальность сливаются воедино. Волшебство какое-то! Разноцветные рычаги, кнопки, тумблеры, стеклянные блюдечки приборов. Стрелочки сейчас стоят неподвижно. Приборы молчат. И я, как бы успокаивая себя, погладил их пятерней. Потом изо всей силы зажал в ладонь шершавую с острыми насечками ручку управления. Ладонь первой ощущает радость и передает ее по всему телу. Там, в воздухе, из этого штурвала соки жмешь, а здесь он стоит смирнехонько. Так вот сидишь в кабине и в спокойной обстановке предстоящий полет, как стишок, разучиваешь: «Нажимаю кнопку запуска… открываю стоп-кран!» «Есть пламя!» — кричит техник. Какая команда красивая! Стрелочки приборов оживают. Оживают у меня в голове. Моя фантазия придала им движение. И все сомнения и беспокойства вроде бы от меня отделяются и ложатся на приборную доску. Мечта!

И кажется, что двигатель, споря с громовыми раскатами, набрал обороты. Перед выруливанием осматриваюсь, верчу головой.