Птицы небесные. 1-2 части

Рассудочное мышление быстро становится привычным состоянием ума, следующего за обольщениями мира сего, только истина требует постепенности ее усвоения, ибо несет в себе глубокую духовную суть, которая открывается сердцу лишь постепенно. Уму, запутавшемуся в своих умозаключениях, Православие вначале видится как одна из религий, ничем не отличающаяся от остальных религий, пока еще не побежденной временем по неким таинственным законам существования самих религий. Лишь окунувшись в очистительные воды животворящей благодати, сердце открывает для себя, что Православная Церковь была, есть и будет извечно Церковью победительницей, побеждающей не силой доказательств и принуждения, но исключительно силой своей истинности.

ОТКРЫТИЕ БОГА

Господи, когда в молитве исчезает память о теле моем, не хочу я возвращаться в обремененное тяжестью жилище плоти моей, ибо к свету и радости тянется душа, а не к тесноте и мраку обиталища земного. Те, кто обогнал меня в исходе из тягот телесных, неисчислимы, как и те, кто ожидает своей очереди после меня: все они, в итоге, освободятся от рабства тела своего. Если в Тебе, Отче мой, Небесная отчизна моя, отчего душа не взлетела, словно голубка, к Тебе еще в чистоте младенчества своего? А ныне мне усилиями нужно поднять ее в Небеса, и все упование мое на спасительную благодать Твою, Боже, возводящий меня к Твоим светлым пределам.

Куда бы мы ни попали в своих странствиях, человеческое сердце всегда притягивается к другому сердцу бьющемуся в унисон с ним, преодолевая глубокую пропасть одиночества на трудных путях восхождения к Богу.

За это время мы окончательно сблизились с Петром и наша дружба становилась все более крепкой. С ним я отправился летом в наше единственное совместное большое путешествие. Я уговорил его осмотреть верховья Оби-Хингоу и помолиться в тех удивительно прекрасных краях, потому что они привлекали меня неотразимо. В то время он был совершенно равнодушен к горам, будучи закоренелым горожанином. На попутных машинах мы добрались до моего любимого кишлака, над которым нависали сверкающие ледники, а вершина напоминала хрустальный замок на светло-голубом безоблачном небе. На зеленой поляне у мелодично позванивающего, словно колокольчик, горного ручья, мы разбили свой походный лагерь для молитвы. Палатки у нас не было, так как летом в Таджикистане не бывает дождей. Мы постелили прямо на траве, веющей терпким запахом чабреца и полыни, полиэтиленовые пленки и кинули коврики, а поверх них — спальники. Чуть поодаль из камней соорудили очаг. После чая мы долго молились, так как спать под невероятно близким звездным небом, наполненным стрекотанием кузнечиков и свистом соловьев, совсем не хотелось.

Утром Петр и я проснулись рано, солнце еще не вышло из-за вершины, но яркий сноп лучей уже тронул невесомые облака розовым светом. Мы накрылись спальниками, защищаясь от утренней свежести, и углубились в молитву. Прямо предо мной внизу сверкающим серебром струилось мощное течение реки, широким поворотом уходя в низовья долины. На противоположном берегу в небо уходили ярко-зеленые склоны огромного хребта, по которым паслись отары овец. Воздух был настолько чист и прозрачен, что его заоблачные луга казались совсем рядом, хотя до них было несколько километров.