Птицы небесные. 1-2 части

— Миша, хватит, прошу тебя! — обратился я к нему. — Обеты молчания не берут на работе!

— Эх вы, испортили мой обет! Всего один день оставался, пять дней молчал… — похвалился он.

— А как же сотрудники?

— Да никак! Сначала удивлялись, потом привыкли!

С самыми близкими из наших друзей мы совершали далекие походы с молитвами на привалах и ночевках, штурмуя высокие горные перевалы, которые мне довелось узнать еще во время работы на Пештове. Но самые заповедные места в горах мы исследовали вместе с верным Виктором. Нас все больше стали интересовать уединенные районы без дорог и кишлаков, чтобы там, в горах, устроить постоянную молитвенную базу. Мы пользовались в походах географическими советскими картами, но заметив, что они не совпадают с местностью и точность их весьма относительна, вскоре выбросили их и передвигались в горах полагаясь больше на чутье и горный навык.

В одно лето нас собралось в поход около десяти человек и по общей просьбе я повел всех в лесной заповедник. Нас порадовало уединенное ущелье, бывшее моим приютом несколько лет; мы ночевали в саду у старика Джамшеда, который снова освоил свой старый заброшенный участок у реки, доставшийся ему от деда. Затем мы по притокам реки ушли на хребет Хазрати-Шох и вышли к поселку Тавиль-Дора. Когда наш отряд ехал в Больджуан на попутных машинах, он растянулся по трассе на десяток километров.

Конечно, в большой компании всегда присутствовало больше веселья и шуток, чем молитв. Тем не менее, у всех на сердце было мирно и молитвенно в течение всего похода. Тишина и безмолвие гор незримо оказывали свое воздействие на наши души. Мы незаметно становились сосредоточеннее, глаза и ум отдыхали: глаза — от городской суеты, ум — от внутреннего кружения помыслов. Особенно хорошо мы почувствовали себя в черешневых садах Пештовы, где прошли многие мои годы в счастливом уединении и неустанной молитве. Невыразимое счастье, переполнив душу, словно безконечная река, изливалось на весь окружающий мир. Невидимое утешение благодати повеяло в наших сердцах. Среди нас словно пребывал Христос, пока еще не в полной мере постигнутый каждым из нас, но уже безусловно и безраздельно ставший нашим единственным Спасителем и Помощником. Виктор даже воскликнул:

— Как хорошо здесь, просто удивительно! Даже не хочется уходить…

— А чего удивляться? Места-то какие, Господи, — одна благодать! — присоединился к нему Максим. — Такое я ощущал только на Соловках…

Это было последнее свидание с Пештовой и в то же время прощание с беззаботной молодостью, простым юношеским счастьем и жизнью в благодати и красоте Божия мира. Надвигался новый период, период скорбей и очищения от пагубных страстей юности — тщеславия, и наиболее изощренной страсти — гордыни.

Последним светлым лучиком юности остались в душе поездки на Черное море, в Абхазию. Неприметным образом воспоминания о Новом Афоне снова направили мои поиски духовного пути в сторону Кавказа. На Черноморское побережье мы с Виктором приезжали с палаткой, находили уединенное место в окрестностях Нового Афона и молились в сосновом лесу. Но, в отличие от Таджикистана, дожди серьезно мешали нашей ночной молитве. Мы молились на морском обрыве, сидя раздельно под неумолчно шумящими соснами, а лунная дорожка покачивалась на волнах. Когда начинался ливень, приходилось уходить в палатку, где в тесноте мне уже не удавалось поддерживать сосредоточенную молитву. Я пытался молиться под сосной несмотря на дождь, укрываясь пленкой, но вода находила неведомые пути, начинала течь за шиворот или по спине. В палатке было тесно, приходилось ожидать, когда мой друг закончит свое правило, а потом самому подниматься на молитву.

Больше всего нам полюбилась пещера апостола Симона Кананита. Когда в ней не было туристов, мы кадили ладаном и укрывались в темном уголке, где молились, стоя под навесом скалы. Церковная свеча озаряла скальные своды трепетным огоньком, придавая пещере вид маленького храма. Интересно было наблюдать реакцию на аромат ладана людей, заходивших в пещеру. В одной из групп туристов недовольный мужской голос озлобленно произнес: «Фу, уже и здесь надымили своим ладаном!» В другой группе какая-то женщина с добрым сердцем воскликнула: «Боже мой, как необыкновенно пахнет! Как здесь хорошо!»

Еще я любил молиться на Иверской горе, в часовне Матери Божией, где находились остатки древнего храма. Там особо ощущалось Ее благодатное присутствие. Верующие говорили нам, что на этой горе произошло явление Пресвятой Богородицы в XIX веке. Постепенно Новый Афон стал для нас любимым местом паломничества и духовно родным домом. С верующими в Абхазии Бог привел познакомиться и подружиться немного позже. Еще оставались для нас неведомы Команы, где находилось место захоронения святителя Иоанна Златоуста и пребывали мощи мученика Василиска, а также чудесный источник, забивший на месте его мучений.

После одной из поездок ко мне пришел Геннадий, устроившийся на работу в мастерскую по обслуживанию компьютерной техники.