Птицы небесные. 1-2 части

— Шел я как-то в горах по лесу. Слышу — говор человеческий. Тихо так говорят. Я осмотрелся, гляжу — среди больших камней щель. Спускаюсь туда, а там три отшельника, бороды по грудь. «Кто такой?» — спрашивают. — «Раб Божий!» — отвечаю. — «Ну, раз раб Божий, то присаживайся…» И долго со мной говорили, больше, конечно, о Боге. А потом старший из них мне сказал: «Вот что, раб Божий, ты с нами жить здесь не сможешь, поэтому иди с Богом!» — Ну, я попрощался и вылез. Вот какие отшельники по лесам живут…

— А твои отшельники причащаются в Церкви?

— Вот этого не знаю, не спросил…

— А раз не знаешь, то будь у них бороды хоть до земли, но если они в Церкви не причащаются, то в таком отшельничестве нет никакого смысла!

Послушник приумолк. После чая я с чувством пожал нашему богослову руку:

— Ты хорошо сказал, отче! Я тоже так понимаю, но не умею так ответить, как ты!

— Может, они сектанты какие-нибудь, здесь на Кавказе кого только нет! Главное, какой ни есть великий отшельник, а Церкви держаться обязан… — твердо сказал отец Анастасий.

Проводив гостей, я встретился на Псху с Василием Николаевичем и попросил без необходимости не распространять сведения о точном месторасположении моей кельи на Грибзе.

— Ну конечно, никому не скажу! — уверил меня мой друг. — Но я же должен знать, где вы находитесь, если что случится с вами…

Лицо его говорило о том, что он весьма польщен сообщенной ему тайной и любопытство его было полностью удовлетворено. Отец Кирилл оказался прав, посоветовав мне открыть секрет местным жителям. Люди утратили всякое любопытство, и подозрения по поводу моего уединения быстро рассеялись.

Когда геолог услышал мой рассказ о волках, он начал молча рыться в своих сумках и, достав ракетницу, протянул ее мне:

— Возьми, отец, пригодится!

— Но я не умею пользоваться… — запротестовал я.

— Это просто, — продолжал настаивать мой друг. — Вот ракеты к ней. Не понадобится, весной вернешь.

Подумав, я положил ракетницу в рюкзак. Действительно, мало ли что может случиться? Уложив в рюкзак крупы, пшено и гречку, я пообещал спуститься в скит в начале ноября, чтобы вместе поднять лущеную кукурузу, фасоль и горох, а также наши сухофрукты — сушеные яблоки и груши, которые мы вместе заготовили на зиму.

Но этим обещаниям не суждено было сбыться. В начале ноября полили безпрерывные холодные дожди, которые в конце месяца перешли в сильные снегопады и совершенно неожиданно перекрыли для меня все возможности занести на зимовку мои «витаминные» продукты и заготовленные сухофрукты. Пришлось заново перераспределить имеющуюся у меня муку и крупы, чтобы дотянуть до весны. Обильный снег ложился на еще зеленые кустарники и деревья, погребая их под снежным покровом на долгие зимние месяцы. Пытаясь запастись витаминами, я начал собирать черничные листья для чая и мороженые ягоды ежевики, уже безвкусные и водянистые. Кое-где удалось набрать немного ягод рябины и калины, тоже потерявших всякий вкус. На всякий случай я всегда брал с собой ракетницу, положив ее в карман куртки.

Перед снегопадами, в осенний непрекращающийся ливень, когда я совсем не ожидал гостей, раздался стук в дверь. Открыв ее, я увидел молодого белокурого парня в брезентовом плаще с автоматом. Охотник вошел в келью, автомат поставил у колена. Я предложил ему чай. Он пил его неторопливо, бросая исподлобья осторожные взгляды на иконы, на книги, на инструмент в углу. Этот парень был одним из сыновей неверующего охотника. Его мама стала у нас ревностной прихожанкой и пела на клиросе.

Из рассказа гостя я понял, что его прислал Василий Николаевич, обеспокоенный тем, что пропал его сын, «афганец», который ушел на пасеку за Решевей и не вернулся до сих пор. Пчеловод спрашивал, не заходил ли его сын ко мне, и просил помолиться. На этом мой посетитель допил чай и ушел. Раздосадованный, я вернулся в келью. Зачем Василий сообщил ему мое скрытое место? В душе поселилась тревога о пропавшем сыне моего друга и безпокойство за самого себя. Теперь в любой момент можно было ожидать кого угодно.

Холодные дожди лили не переставая. Через две недели вновь раздался стук, и я услышал голос Василия Николаевича. Весь промокший, он ввалился в келью, сильно усталый. На его лице застыла скорбь.

— Простите, батюшка, что рассказал постороннему о вашей келье… Но тут такое дело! — Он развел рукам и горестно вздохнул. — Не можем найти сына! Наши мужики обыскали все вокруг. Месяц уже ищем. Погода ужасная, а мы ходим, сына ищем. Должно быть, погиб… Хотя бы тело удалось найти, помолитесь, батюшка! Тошно бывает в окно поглядеть… — добавил печально пчеловод в совершенном упадке духа. Слезинки заблестели в уголках его глаз. Убитого горем отца было искренне жаль.

— Ничего, Василий Николаевич, помолимся вместе, Бог даст, какое-нибудь известие получим! Будем надеяться, возможно, ваш сын еще жив!

— Нет, вряд ли… Уже почти месяц, а он как в воду канул… Думаю, утонул.

— Может, по берегам поискать? — предложил я.

— По берегам и искали, никаких следов! Ну, я пошел… Прошу ваших молитв о сыночке моем…