Птицы небесные. 1-2 части

Отчаявшись справиться с нарастающим страхом смерти, я решил предать себя на волю Божию и умереть достойно — с молитвой и упованием на милость Христову, как подобает монаху. Несмотря на непрекращающиеся боли, я продолжал с верой втирать в больное место масло от преподобного Сергия, сказав самому себе, что до последнего мгновения не отступлю от веры в милосердие Божие. Так прошло еще недели две, тогда мне вспомнилось, что я совершенно забыл о своем страхе помереть от аппендицита и о болях в животе. Незаметное действие благодати изумило меня своей простотой и тихостью целебного прикосновения — поистине «милующая тихость» Бога: просто и незаметно эти боли исчезли, как будто все мои переживания являлись каким-то мимолетным сновидением.

Между тем зима разворачивалась во всем своем великолепии. Сверкающий мириадами солнечных бликов зимний лес сиял в окошках кельи фантастическими декорациями. Лунные морозные ночи мерцанием снежных искр прогоняли всякий сон. Время от времени я служил водосвятные молебны и кропил келью. Хотя борьба за ночное бдение не ослабевала, она приняла совершенно иной характер. Поставив высокий пень, я усаживался на него с четками в руках, высовывал голову в маленькое окошко на морозный воздух, как советовал отец Тихон, и без устали предавался Иисусовой молитве. Завораживающая своим великолепием ночь торжественно плыла над кельей, сменяя созвездие за созвездием. Потрясенный красотой ночной молитвы, я жалел время, впустую потраченное на сон и нелепые сновидения.

Именно тогда ночная молитва открылась мне как безмолвная беседа со всем Божественным мирозданием, с безконечно любимым и родным Христом. В душе прочно утвердилось понимание того, что этот молитвенный опыт навечно стал моим достоянием. И если еще будут безчисленные падения и поражения, моя душа всегда будет помнить ни с чем несравнимую красоту молитвенного бдения и неуклонно станет стремиться упрочить и закрепить свое молитвенное открытие.

С тех пор ночь стала для меня особым молитвенным таинством, неизмеримо превосходящим все земные восторги и утешения.

Ночные бдения далеко отогнали дремоту и вялость и превратили каждую ночь в духовный день сладкой молитвы и слезного покаяния. Слезы безостановочно текли из глаз при одном воспоминании имени Иисуса, молитва лилась легко, словно сокровенная мелодия души. Я молился неустанно, не разделяя сутки на день и ночь, уже не связывая ее ни с какой погодой, с ее снегопадами, с метельным завыванием или кротким сиянием месяца и Млечного пути над головой. Тогда мое молитвенное правило составляло восемнадцать часов в сутки, шесть часов я оставил на отдых и сон, с перерывом на обед, заготовку дров и выпечку лепешек.

Прошло и отпелось радостное Рождество. Молитва поглотила все мое внимание и время. И в этот период в коренном зубе появилась сильная боль, мгновенно возвратившая меня в мир скорби и болезни. День ото дня пульсирующая боль становилась все сильнее. Изнемогая, я попробовал выдернуть больной зуб пассатижами. Но как ни пытался я захватить этот зуб железными концами пассатижей, они срывались с зуба, повреждая десну. Несмотря на все свои отчаянные усилия, я только отломил себе кусочек больного зуба. В один из таких моментов борьбы с больным зубом мне вспомнился совет из церковного календаря, что при зубной боли нужно обращаться к священномученику Антипе. Обессилевший от болезненных приступов, я опустился среди ночи на колени и обратился ко святому с просьбой о помощи. Затем положил голову на пол и, утомленный болью, неожиданно заснул.

Проснулся я от ночной тишины, наполненной удивительным покоем. Дрова прогорели, и печь начала остывать. Звезды висели в окне, глядя в келью сквозь плексиглас. Что-то новое в этой ночи заставило меня прислушаться: за окном было тихо. Тогда я обратил внимание внутрь себя и с радостью обнаружил, что больше не чувствую никакой боли — она исчезла полностью. Боже, как сладко было молиться Тебе в те далекие Святки, как слезно благодарило сердце мое Тебя, Боже, за все Твои милости и за помощь святых Твоих!

Моей любимой иконой, которую я привез с собой из Троице-Сергиевой Лавры, была фотография Иверской иконы Матери Божией, которую мне подарили православные гости из Америки, как их тогда называли — «зарубежники». Она представляла собой фотографию с иконы, написанной на Святой Горе Афон. С этой иконой в то время происходило множество чудес и исцелений. Фотография была небольшого размера и вставлена в простенький деревянный киот со стеклышком. Однажды зимним погожим утром, молясь перед ней, я заметил на фотографии капельки маслянистой жидкости. Полагая, что внутрь попала вода, я открыл киот и, протерев иконочку рукой, ощутил при этом тонкое благоухание.