Птицы небесные. 1-2 части

Так как слава об «отшельнике» уже распространилась и среди местных жителей, на озеро начали наведываться любопытные экскурсанты с большой Рицы. Иногда они останавливали меня, встречая на тропе: «Скажите, где здесь живет отшельник?» На эти вопросы я пожимал плечами: «Не знаю никакого отшельника…» Чтобы прекратить слухи, я начал объяснять приходящим туристам и экскурсантам, что учусь на художника, а здесь делаю наброски красивых горных пейзажей, и даже показывал свои рисунки особо любопытным инструкторам. Но это не рассеяло их убеждение в том, что я верующий и поселился на озере как отшельник.

Видя, что все мои попытки изменить сложившееся мнение полностью провалились, я стал подолгу уходить в лес, как только слышал голоса людей. Это доставило мне уйму неприятностей. Комаров в сырых и тенистых местах оказалось неимоверно много, и молиться среди их непрекращающихся атак и укусов у меня пока еще не хватало сил, а лазание весь день по скалам и обрывам вызывало сильную усталость. Поэтому вечером сон одолевал меня, и я часто засыпал, даже не раздеваясь. Но все же мне удалось отыскать по обрывам среди сосен небольшие полянки, где меня обдувал легкий ветерок и я не испытывал мучений от комаров. Прижавшись спиной к гудящему под ветром стволу огромной пихты, уходящей в небо, я отдавался молитве, охваченный острым и щемящим чувством счастья, благодаря Бога за то, что живу в таких прекрасных горах и могу свободно молиться. Пока еще мое внимание оставалось очень рассеянным и часто я, увлекшись полетом бабочки или ползущим у ног жуком-древоточцем с длинными усами, забывал обо всем на свете и терял молитву.

Правда Божия всюду одна и та же, но условия для ее обнаружения отличаются друг от друга. Только ложь всюду разная, поэтому обстоятельства для ее существования не имеют особых различий. Где бы мы ни оказались, всюду возможно возлюбить Бога всем сердцем и всей душой и ближнего, как самого себя, а ложь везде приспосабливается к обстоятельствам и поэтому постоянно меняет свое обличив. Истина во всех условиях всегда цельна и неделима, но все же постичь ее в полноте возможно только в уединении.

Впадший во зло грешит постоянно, но вынужден иногда против воли совершать и добрые поступки, как утопающий иногда выныривает из воды, чтобы глотнуть немного воздуха. Перешедший на сторону добра стремится постоянно жить в нем, вынужденный против воли иной раз совершать греховные поступки, влекомый сохранившимися с юности дурными привычками, как идущий по тропе время от времени сбивается с нее. И в жизни часто бывает, что первых люди хвалят, видя их редкие добрые дела, а вторых осуждают, замечая в их поведении ошибки. Но перед Тобою, Боже, открыты сердца наши, и Ты видишь все наши деяния, вольные и невольные! Ты не замедлил испытать меня, чтобы увидеть, утвердился ли я в добре, и нашел для этого подходящую причину.

В один из летних дней, когда я сидел в палатке и упорно пытался удержать внимание на словах молитвы, мне послышалось, как будто кто-то осторожно ходит рядом. Убегать в лес уже было поздно, а отвлекаться на чьи-то приглушенные голоса не хотелось. Я остался сидеть внутри, решив — будь что будет. Через мгновение в палатку просунулись две взъерошенные головы с угрюмыми лицами. Это были два абхазских парня, вороватого облика, с ружьями, похожие на охотников и на бандитов сразу. Они молча, не здороваясь, смотрели на меня. Я молчал тоже. Затем они отошли в сторону для совета:

— Ну, что? Ограбим или побьем? — негромко, с акцентом, спросил один из них своего товарища.

— Э, брось, пусть сидит! — решительно ответил его напарник. Они перешли на абхазский язык, словно спорили друг с другом, затем послышались удаляющиеся шаги и все стихло. Страха перед этими людьми и неприязни к ним у меня не было, а в сердце жила уверенность, что ничего плохого не произойдет, потому что оно уже твердо верило в Твою, Боже, защиту и помощь!

Еще у меня осталось в памяти первое в жизни восхождение на ближайшую вершину, высотой около двух тысяч метров. Ее отвесный, срезанный обвалом склон закрывал полнеба над палаткой, откуда сходили, вместе с грохочущим эхом, каменные лавины, так пугавшие меня вначале. К туристской тропе, пролегавшей на противоположном склоне, я подплыл на плоту, а затем поднялся на перевал, обдуваемый сильным ветром. Отсюда начался пологий подъем на плоскую вершину по необозримым лугам из голубых колокольчиков. Вершина горы походила на огромный стол в небесах, покрытый зеленой тканью и украшенный цветами всех оттенков. Безбрежные луга наполнял ускользающий шелест ветра. Глубоко внизу синела изогнутая подкова большой Рицы. Дальше на севере серебрился снежниками Кавказский хребет. Слева громоздились дымящиеся тучами ледники Агепсты. Густой и пьянящий воздух тек через вершину. Над головой с огромной скоростью, со свистом пронзая проплывающие облака, стремительно носились стрижи.