Птицы небесные. 1-2 части

Пока я возился в доме, заперев на всякий случай все двери, раздался стук. Я решил не выходить, надеясь, что стучавшему надоест долгое ожидание, и он уйдет. Но стук становился все более громким и настойчивым. Я открыл дверь и увидел раздосадованного парня, постарше меня, с большим мешком у ног. Он знаками показал мне, что живет неподалеку, а мешок он принес для меня. Не зная, что принес мой гость, я знаками показал ему, что мне ничего не нужно. Свирепо взглянув на меня, он высыпал содержимое мешка у моих ног и ушел, покачивая головой. Осмотрев то, что принес этот парень, я предположил, что это, по-видимому, какие-то азиатские овощи, вроде редьки зеленого цвета и величиной с кулак. Пока я стоял над ними, раздумывая, что делать с этим подарком, сосед появился снова и, подойдя, стал показывать жестами, что это подарок от его семьи. Гость достал перочинный нож и очистил один плод. Он оказался сладковатым, с легкой остротой и необыкновенно сочным. Эта азиатская редька «турб», как называл ее гость, мне пришлась по вкусу, и в горах я всегда ее выращивал, если была возможность. Мой сосед оказался неплохим человеком, местным шофером, и время от времени приходил на чай.

Через несколько дней в дверь раздался новый стук, но теперь я не стал медлить и поспешил ее открыть. Это пришел почтальон, пожилой таджик, принесший мне конверт из Института с различными предписаниями. Почтальон немного говорил по-русски и попросил чаю:

— Чай, чай давай! Что стоишь? — усмехнулся он.

Я включил электрочайник, достал пиалы, конфеты и зеленый чай. Желая доставить гостю удовольствие от моего гостеприимства и предположив, что в кишлаках пьют чай покрепче, я высыпал в чайник большую горсть зеленого чая и залил кипятком, стоя у плиты. Почтальон в это время смотрел в окно и барабанил пальцами по столу. Я налил ему в пиалу чая и пододвинул конфеты. Мой гость сделал глоток, страшно скривился и выплюнул чай на пол:

— Ты что сделал? Это же не чай! Сколько ты положил заварки?

Я показал — горсть.

— Ты с ума сошел! Дай мне сюда чай, я покажу тебе, как нужно заваривать!

Так состоялся мой первый урок восточного гостеприимства и правильного заваривания чая. Потом я уже не ошибался.

Оглядывая окрестности, я был счастлив тем, что живу пусть не в очень живописных, но все-таки настоящих горах и, наконец, смог установить для себя молитвенный распорядок. Просыпался рано утром и молился до наступления жары, потом немного читал Евангелие. В течение дня я просматривал свои записи и изучал привезенные книги о растительном и животном мире Таджикистана. В сильную жару есть не особенно хотелось, поэтому мне на обед достаточно было редьки с солью, лепешки и винограда, которые я покупал в местном магазине. В полуденный зной я сбегал вниз к сильно обмелевшей речке, где воды было чуть выше колен, и немного лежал в ней, чтобы освежиться, находя неглубокие ямки за большими камнями. В этой речушке всегда плескались местные ребятишки, и мы быстро сдружились, сообща построив высокую запруду из камней, в которой даже мне глубина достигала почти по грудь. После, к сожалению, запруду смыло осенними паводками, называемыми «сель». Вечер снова был посвящен молитве, в которой я старался пребывать с захода солнца до ночи, в упоении сидя под звездами на дощатом помосте.

Иногда, не обращая внимания на сильную жару, я уходил в далекие прогулки на весь день, взяв с собой воду и лепешку. Истоки реки начинались километрах в десяти от моего дома; она вытекала голубыми каскадами из красивого скалистого ущелья. По берегам речушки стлались невысокие заросли тамариска. Там, в верховьях, находился последний маленький кишлак, куда меня пригласили на чай. В этот период религиозного энтузиазма, подражая древним аскетам, я отказался и от чая, считая его нарушением аскетики и возбуждающим напитком, поэтому установил себе строгое правило пить только воду. Меня усадили, как гостя, на почетном месте, во главе «дастархана» — большой цветастой скатерти, растеленной на войлочном полу. Принесли угощение: мед, орехи, местную халву из обжаренной пшеничной муки с маслом и сахаром, домашнее сливочное масло и кислое молоко — «джаргот», затем подали чай. От чая я сразу отказался, заявив, что пью только воду. «Ну, воды у нас много!» — засмеялся хозяин, говоривший немного по-русски. Пришли посмотреть на гостя и старики — пожилые седобородые таджики, которые долго расспрашивали меня о том, где я был и что видел, а потом, оставив меня в покое, заговорили о своем. Больше всего мне понравилось в гостях кислое молоко и его мне наливали в большую пиалу несколько раз. Без знания языка приходилось чувствовать себя очень стесненно, и я поставил себе целью, по возможности, выучить таджикский язык.

В конце лета на станцию снова приехали сотрудники института посмотреть, не сбежал ли я? Увидев, что я на месте и даже не жалуюсь, они обрадовались, но в то же самое время выразили удивление, — чем же я занимаюсь целыми днями? Один из инженеров заметил: